стать «общественным окружением» несчастного. Это ли не Ад?! Подсознательно, где-то в глубине души, человек будет понимать чудовищность этих отношений, он наверняка не сможет по ним жить, поскольку туманная память из прошлой его жизни будет подсознательно терзать «интеллигента в набедренной шкуре». Избавление приносит смерть и протестно-просветительская участь местного Иисуса Христа вполне реальна. Такой исход дела, скорее всего, принесет солидное прибавление душе блудного, но теперь уже бывшего грешника, возвращающегося после смерти в Божественное лоно тонкого мира, и переход его в следующем воплощении на более приличную планету гарантирован. Вот вам и Рай! Все относительно в Мироздании.

– А как же целая армия нечистой силы? Ну не может же быть это абсолютной выдумкой и беспочвенными суевериями, ведь не бывает дыма без огня! – не унимался Апранин.

– Что касается чертей с рогами и хвостом, и прочей «лубочной нечисти», то они так же реальны, как и Бог в образе дедушки в ночной сорочке и с нимбом над головой, который сидит на облаке. Впрочем, не исключено, что под влиянием Сатаны, как теневой части тонкого мира, некоторые биологические особи из населения планеты или их астральные фантомы вполне могут выполнять провокационные, искусительские, предупреждающие или устрашающие функции в отношении человека. Все зависит от духовной зрелости, и от ситуации, в которой он оказался. Зачем тратить энергию впустую, если человек духовно глубок, честен и великодушен. Если ясно, что его не пробьешь и не сломаешь, ну «поискушают», так, на всякий пожарный случай, и отстанут. Ну, а если внутри гниль и пауки, то всё это вылезет не тут, так там, как не скрывай. Спасёт только одно: честная духовная работа, без дураков. Это кстати о практической стороне знания, применение которого в отношении живого, обычного человека, в противовес его «массовой теоретической вере», вызвало у вас, Юрий, некоторое недоумение в начале разговора, когда вы вспомнили даже Остапа Бендера! – профессор засмеялся.

– Да, вспомнил, а вот теперь вспомнил ещё одного от Ильфа и Петрова – Кису Воробьянинова. Кстати, Марк Александрович, в Новосибирске есть очень уютный и недорогой ресторанчик с роялем, живым тапёром и певицей. Этот ресторан называется совершенно замечательно – «Киса и Ося»! Я вспомнил притчу о сеятеле и почему-то Кису Воробьянинова, который после ресторана «Прага» пьяный ночью на базаре сеял баранки! В общем, да простит меня Создатель, сеятель сеет, бросает зёрна во все концы Вселенной, а что вырастет неизвестно…

– Чтобы пополнить тонкий план энергией, увы, другого пути к сожалению нет. Но притча Иисуса о сеятеле и о пшеничном зерне, на самом деле, говорит немного о другом, точнее будет сказать, она имеет ещё один смысл, нежели задача взращивания веры в Бога на различной человеческой почве. А именно, если зерно осталось целым, то есть, попав в землю не проросло и бесполезно истлело, значит, человек не жил, а прятался от жизни, не совершал поступки, не ошибался, не грешил и не каялся, а когда умер, то не принес плода в тонкий мир. Если же зерно проросло, дало побег и само возродилось в новых зернах, хотя и погибло в грубом мире, значит, человек не просто биологически умер от времени. Он умер, реализовавшись, истратив на жизнь весь свой потенциал, все силы, максимум прошел и испытал, приобрел опыт раскаянья за причиненную боль ближнему и за лживые ценности, и, принеся в тонкий мир плод великодушия, приобретенный в земной жизни, в большинстве случаев, воплотится в новой биологической жизни с той же задачей. Конечно возможны и другие задания Создателя, но, как уже было сказано, все зависит от степени совершенства души.

Собеседник Апранина снова умолк и, откинув кресло, с нескрываемым удовольствием вытянул ноги и запрокинул руки за голову.

– Это непостижимо! Человек пополняет тонкий мир (!), это же Божественная прерогатива, Всемирный разум! С ума сойти! – Юрий только сейчас, по тяжелеющим векам, почувствовал, что почти не спал сегодня.

– Давайте об этом в другой раз, друг мой! – остановил разговор Марк Александрович, – предыдущая ночь была без сна, я вижу, не только у меня, – и он с улыбкой посмотрел на зевнувшего в кулак Юрия, – хочется подремать, глаза закрываются, а что пополняет, так это точно!

Они умолкли, полулёжа в откинутых креслах и закрыв глаза. В салоне по-прежнему было тихо, некоторые иллюминаторы были прикрыты, горел дежурный свет и одни лишь бесстрастные мониторы, висящие под потолком салона, изображали хоть какое-то движение, наглядно и беззвучно прокладывая курс самолёта.

Москва встретила их дождём и прохладной погодой. Ночные собеседники попрощались и Апранин, сев в экспресс, отправился на Белорусский вокзал. По совершенно понимаемой нами, дорогой читатель, причине он рвался домой.

Точки над «i»

Трёхнедельное отсутствие Апранина наложило отпечаток и на жизнь Инны Валерьевны. Отставленный, но до конца «не отшитый» любовник в очередной раз предложил ей услуги по перевозке домой, и она противилась не долго, а когда вернулся Юрий, то Инне Валерьевне пришлось врать уже на два фронта.

Наконец, спровоцировав откровенный разговор и добившись от возлюбленной вымученной правды о событиях в его отсутствие, Апранин сказал, что пора бы ей уже со всеми объясниться и не мучить ни бывших, ни настоящих. Услышав от, мгновенно вставшей «в третью позицию», Инны Валерьевны, в ответ возражения, как попытку уйти от честного решения проблемы, он со свойственной ему прямотой сказал, что она ведёт себя как большая сволочь, на что Инна Валерьевна с великим облегчением обиделась, и, гордо подняв голову, строевым шагом покинула переговорное поле.

А на следующий день со своей малой родины Юрий получил сообщение, что умер его брат. Конечно, он уже давно тяжело болел и, в известной степени, событие это было ожидаемым, но разве можно к такому привыкнуть!

Убитый известием, Юрий пошёл к ней, потому что нести эту боль больше было некуда.

Придя в банк, вызвав Инну Валерьевну в зал и сообщив о случившемся, Апранин не на шутку напугал её одним только своим появлением. Проговорив что-то невнятное, вроде соболезнования, она, сославшись на большое количество клиентов, поспешно проводила его на выход, тревожно посмотрела на уходящую наверх лестницу и закрыла за ним стеклянную дверь вестибюля. Постояв в некотором замешательстве, оставленный один на один со своим несчастьем, Юрий всё же взял себя в руки, а ещё через полчаса его машина покинула город, увозя своего удручённого хозяина на похороны.

Вернувшись через три дня, он сам позвонил своей единственной и любимой, найдя для себя, как всегда тысячу оправданий женскому могильному холоду перед его отъездом, и стал ждать её после работы. Сев