Джарлакс, услышав комплимент, прикоснулся к своей широкополой шляпе.

– Иллитиды – уязвимые создания, – объяснил Киммуриэль.

– Однако именно такую тактику они используют для захвата рабов, – возразил Громф.

– Я тоже думал, что они как раз наименее уязвимы в этом смысле, – согласился Джарлакс. – Никогда бы не рискнул применить свое искусство для обмана проницателя сознания.

– Да, на них не действуют твои сладкие речи, – подтвердил Киммуриэль. – Они в силах противостоять любым речам, практически всем сторонним попыткам вмешательства и переубеждения. Но в их случае эта болезнь идет изнутри, когда они создают реальность в сознании других и поэтому легко могут потерять из виду границу между иллюзией и истиной, которую они пытаются скрыть или исказить.

– Самообман? – спросил Громф.

Киммуриэль кивнул.

– Значит, в конце концов они начинают верить в собственную ложь, – произнес Джарлакс. – Как я и сказал, мне знакомы многие верховные матери, страдающие этой болезнью.

– Сейчас речь идет о другом, – возразил Громф.

– Не совсем, – поправил его Киммуриэль, удивив и Громфа, и Джарлакса, который всего лишь хотел пошутить. – В обоих случаях заболевание является следствием гипертрофированной гордыни, самого смертоносного из грехов.

– Тогда Громф давно должен был умереть, – сказал Джарлакс.

– Тогда Джарлакс давно должен был умереть, – произнес Громф одновременно с ним.

Киммуриэль молчал, неодобрительно нахмурившись. Братья переглянулись и скорчили злобные гримасы они казались зеркальным отражением друг друга.

– Никогда бы не подумал, что среди грехов Дзирта До’Урдена числится гордыня, – наконец произнес Джарлакс, возвращаясь к насущному вопросу. – Наоборот, он страдает излишней скромностью, которая часто граничит с полным самоуничижением.

– Его болезнь – следствие внешнего воздействия, – объявил Киммуриэль.

– Фаэрцресс, – догадался Громф.

– Безумие, вызванное Бездной, – продолжал Киммуриэль, кивнув. – Оно порождено магией. – Он взглянул на Громфа, который начинал осваивать псионику, и предупредил: – Не вздумай пытаться вторгнуться в мысли Дзирта До’Урдена или исследовать его сознание, архимаг, потому что эта болезнь заразна. Поэтому и вскрикнул – даже я внезапно обнаружил, что на меня подействовало проклятие Бездны, я едва не поддался мыслям о неотвратимом роке и полному отчаянию. Пытаться провести четкую линию между реальностью и воображением в мозгу Дзирта До’Урдена – значит стереть эту самую линию в своем собственном мозгу. Дзирту это, естественно, тоже не поможет.

– О чем ты говоришь? – настойчиво воскликнул Джарлакс, и в голосе его прозвучала тревога. Ему даже в голову не могло прийти, что великий Киммуриэль не в силах исцелить впавшего в безумие Дзирта.

Киммуриэль вместо ответа беспомощно пожал плечами, и Джарлакс все понял.

– Но ты же сказал, что вылечишь Далию! – не сдавался наемник. – А ей намного хуже, чем Дзирту…

– Это разные вещи, – попытался объяснить Киммуриэль, но Джарлакс перебил его: – Или ты просто боишься заразиться?! – в гневе воскликнул он. – В этом дело, да? Ну что ж, тогда отведи Дзирта в город иллитидов! Пообещай им все, чего они только пожелают, если они вылечат…

– Нет! – крикнул Киммуриэль, и эта вспышка эмоций, совершенно нетипичная для псионика, потрясла Джарлакса и Громфа. – Нет, – более спокойно продолжал Киммуриэль. – Это большой риск. Ты хочешь, чтобы колония проницателей сознания потеряла представление о реальности? Представление о границе между их желаниями и истиной о мире? Представь, какие разрушения они могут принести… – Он замолчал, сделал глубокий вдох и взмахнул руками, словно в попытке обрести физическое равновесие. – Они ничем не сумеют помочь Дзирту, – бесстрастно произнес он наконец.

– Но Далия… – возразил Джарлакс.

– Безумие Далии – результат действий Мефила, – объяснил Киммуриэль. – Проницатель сознания внушил ей серию беспорядочных тревожных мыслей, вложил в ее мозг множество страхов, которые «запускались» при помощи «рычагов». Мефил создал в ее мозгу нечто вроде ловушки, капкана. Какое-нибудь слово или движение нарушает течение мыслей Далии и швыряет их в некий боковой коридор, не связанный с реальностью, и вот она уже заблудилась, и мысли ее движутся по кругу. И это невыносимое раздражение, сознание бессилия, в свою очередь, ведет к тревоге и смятению и усиливает безумие. Мефил проделал блестящую работу.

– Но ты сумеешь это исправить?

– Да, хотя процесс этот будет долгим и трудоемким. Я должен отыскать все «рычаги» и стереть «предложения», которые закрепил за ними Мефил. Но то, что создал Мефил, я могу уничтожить.

– А как же Дзирт?

– В его случае это магическое «стирание», а не просто предложения, ведущие в ошибочном направлении, – ответил Громф, опередив Киммуриэля. Псионик посмотрел на своего способного ученика и одобрительно кивнул. – Твой друг полностью сломлен, в его сознании совершенно стерта линия между его фантазиями, воображаемыми страхами и простой истиной и реальностью, которую он наблюдает, – продолжал Громф. – Он уверен, что чувства обманывают его, что истины не существует.

– Хуже того, воображение его наполнено сомнениями и ужасом, – добавил Киммуриэль. – Не страхом, который можно подавить усилием воли, а первобытным парализующим ужасом. По мнению Дзирта, все, что он прежде считал истиной, все, что он воспринимал как должное, как реальность, – не более чем масштабный обман, иллюзия, дело рук какой-то злой силы, какого-то демона, даже самой Ллос. Он считает, что богиня обрекла его на нескончаемые пытки.

– До чего нелепо! Оказывается, самомнение этого «скромного» воина превосходит все мыслимые пределы, – презрительно усмехнулся Громф, но взгляд Джарлакса ясно дал понять магу, что ему не до легкомысленных шуточек в этот мрачный момент.

– Ему не за что уцепиться, – сказал Киммуриэль.

– И даже его возлюбленная Кэтти-бри превратилась в замаскированного демона, – тихо произнес Джарлакс. Он наконец постиг всю глубину безумия Дзирта, понял, почему тот едва не убил Кэтти-бри и, скорее всего, снова набросится на нее при следующей встрече.

– Мы не можем провести эту линию снова, – предупредил Киммуриэль. – Это под силу только самому Дзирту. Любая внешняя попытка переубедить больного приведет к тому, что его снова охватит тревога. По его мнению, тот, кто хочет его утешить и уверить в том, что все будет хорошо…

– Лишь желает закрепить этот обман, – закончил Джарлакс.

Киммуриэль кивнул.

– Значит, он для нас потерян, – небрежно бросил Громф, и слова эти укололи Джарлакса в самое сердце. – Нам его не спасти. Он обречен совершать одну за другой трагические роковые ошибки, он никогда не станет прежним.

Джарлаксу хотелось возразить, хотелось заорать на Громфа, заставить его замолчать. Но, взглянув на Киммуриэля, которому он искренне доверял, Джарлакс обнаружил, что псионик совершенно согласен с этим приговором.

– Моя глазная повязка! – пробормотал он, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход.

– Это наваждение не является продуктом чьей-то злой воли, – возразил Киммуриэль. – Твоя повязка не защитит и не исцелит его.

Совершенно раздавленный, Джарлакс тяжело вздохнул.

– Я могу мгновенно и