есть, чего делать. Посмотреть на архитектуру, попробовать местную кухню.

— За девушками приударить, — ухмыльнулся капрал.

— И это тоже.

— Ради того, чтоб вкусно поесть, да девчонку обнять — за океан тащиться?

— Да нет, не только. Как же тебе объяснить-то… — Максим вздохнул. — В общем, мир посмотреть. Ты вот зачем из Табора в Прагу поехал?

— Ну как… Жалованье, выслуга — я же говорил. Да и скучно в Таборе мне было сидеть. Прага — большой город, тут всегда что-нибудь происходит. Интересно.

— Вот и у нас едут примерно за тем же. За новыми впечатлениями. Ну а частности уже могут быть разные. Кто просто поспать и поесть, кто, скажем, в паломничество.

— Это я понимаю.

— Кто в море искупаться, кто в горы подняться, кто по лесам побродить.

— Дикие вы люди, — покачал головой Шустал. — А волки? А медведи? А рыси? А всякая разбойная сволочь?

— У нас проще эту сволочь в городе повстречать, чем в лесу. Да и волков с медведями ещё надо поискать.

— Вот не могу понять, — признался капрал, — нравится мне твоя земля, или нет. Странная она какая-то.

— У вас не проще. Привидения, кошмары. Это ты с детства ко всему такому привык. А для меня это всё равно, что ожившие сказки, — приятели добрались до западного портала. Хонза со своими людьми куда-то пропал, а у стоящих чуть поодаль от арки весов другая тройка таможенников взвешивала мешки под присмотром двух чиновников и четырёх не слишком довольных с виду купцов.

— Эх, не догадался я, — посетовал вдруг Максим.

— Чего?

— Надо было турецких сладостей спросить.

— Не думал, что ты сладкоежка.

— Да я для Эвки, — парень почувствовал, что краснеет.

— Ааа… Ну, давай вернёмся, что ли? — они уже стояли снаружи Унгельта. В доме по правую руку открылась входная дверь, и на пороге показались две фигуры, одна высокая, другая совсем низенькая.

— Смотри… — Макс кивнул в ту сторону. — Что называется, лёгок на помине.

Фигура пониже принадлежала господину Отто Майеру. Гремлин был в уже знакомом парню наряде, но добавил к нему совсем короткий плащ, элегантно накинутый на левое плечо, и перевязь, на которой у пояса был подвешен длинный и широкий кинжал. Спутник его оказался человеком — высокий, статный, с горделивой осанкой. Мужчина был одет в зелёный дублет с золотым шитьём, белоснежную рубаху с пышными складками кружев на рукавах и воротнике, и короткие бриджи, подвязанные под коленями золотыми лентами. Кудрявые волосы незнакомца покрывал бархатный зелёный берет, на перевязи красовалась длинная рапира.

— А кто это с третьим секретарем? — тихо спросил Максим, глядя, как гремлин и человек удаляются по Тынской улочке в сторону Староместской площади.

— Так это же пан Вацлав Будовец из Будова, советник императора. Очень образованный человек, хоть и кальвинист. А это его дом, «У белой голубки».

— По-твоему, кальвинист не может быть образованным?

— Да нет, почему. Вот же наглядный пример. По молодости уехал путешествовать, много лет странствовал по Европе. Уйму языков знает — вот кто, кстати, на Унгельте никогда не затрудняется с объяснениями! Он и по-немецки, и по-французски, и по-испански, и даже по-турецки может.

— По каким же вопросам пан Будовец состоит советником?

— По политическим, внешним и внутренним. Одно время он служил в посольстве в Константинополе, неплохо разбирается в исламе, но при этом, как истинный христианин, выступает категорически против магометан.

— Фанатик, что ли?

— Не фанатик, а человек с последовательной позицией, — поправил приятеля Иржи. — Пан Будовец не менее резко и последовательно выступает и против усиления католичества в Чехии. Говорят, иезуиты его на дух не переносят.

— Почему?

— Потому что он из «чешских братьев» и вдобавок не стесняется высказывать им всё, что думает о них и о Папе. А поскольку он по образованию юрист и оратор отменный, высказывания имеют успех у определённой публики.

— Тебе он не по душе? — с хитрой усмешкой спросил Максим. Шустал хмыкнул, подумал и сказал:

— Как католику — да. Папа есть Папа.

— Ну да, Варфоломеевская ночь… — задумчиво, будто про себя, заметил Макс. Иржи нахмурился:

— В том числе. Не мирянам решать, прав или не прав Папа. Пусть он сам за свои поступки перед Всевышним и отвечает.

— Прости. Не хотел тебя обидеть.

— Забудь. Я же говорил — мне совсем не нравится, как поступали гуситы. Варфоломеевская ночь как зеркало тех событий, и мне точно так же не нравится, как поступали французские католики. Резать беззащитных женщин и детей — это зверство, которое нельзя оправдывать. Тем более что тут опять вопрос не веры, а власти.

— Ну а как чех? — спросил Максим.

— Как чех я горжусь образованным земляком. Такие, как пан Будовец, не дают «испанской партии» прибрать к рукам всё и вся, включая самого императора. И пока они будут стоять на своём, у чешского королевства останутся его вековые права и вольности.

— Надеюсь, — согласился Макс, снова вспомнивший про том, чем в итоге закончилось подобное противостояние в его мире. Шустал как-то странно взглянул на приятеля, будто хотел о чём-то его спросить — но потом пожал плечами и промолчал.

— Интересно, — подал голос Максим. — А что у них общего с паном Майером?

— Ну так ведь оба служат императору.

— Настолько самоотверженно, что третий секретарь по служебным вопросам отправляется к советнику на дом?

— Может, они приятели, откуда ж мне знать. Какая нам-то разница? Мы за сладостями будем возвращаться?

— Будем, — решительно кивнул парень.

Глава 15

По ту сторону сна

Максим знал этот маршрут, потому что на панорамах проходил его сотни раз: по Карлову мосту и вглубь Малой Страны, потом вправо, мимо базилики Святого Микулаша, до Туновской улицы — в здешнем мире всё ещё носившей своё старое имя «Под ступенями» — а там налево и вверх, к Граду, по Новой замковой лестнице. Он мечтал пройти этим путём, если когда-нибудь попадёт в Прагу; но ему совершенно не нравилось, что кто-то ещё знает про те мечты.

Младший страж поднимался по ступеням медленно, периодически оглядываясь назад. Мала Страна была укутана плотной пеленой тумана, над которой высоко в небе серебрился серп набирающего силу месяца. Барочного воздушного силуэта