обшили обрезками войлока – вроде как для тепла. Убор гляделся неказисто, однако в Москве в середине двадцатых ходили кто в чем. А еще Вадим сделал себе щиток из тонкой железной пластины, который помещался за пазухой. В случае необходимости его легко можно достать и прикрыть лицо. Это была уже откровенная самодеятельность, и Григорий Моисеевич всласть похихикал бы над ним, но Вадим хотел предусмотреть все, чтобы обезопасить себя от выворачивающих нутро инфразвуковых потоков.

Мастерили до темноты. Аннеке без отрыва от производства отчиталась о своем последнем съемочном дне. Сегодня она решилась повторить вчерашнюю проделку: халтурила вовсю, выпадала из кадра, отворачивалась от камеры. Был расчет на то, что ей позволят прийти и завтра. Но терпение Пудовкина иссякло, он с треском выгнал неумеху с площадки с наказом ни в коем разе не попадаться на глаза. Уходя, опозоренная Аннеке слышала, как он утюжил актеров массовки за безответственный подход к высокому искусству. Вспоминал, между прочим, и Никодима Клюшкина, неблагодарного дедка, появившегося в один день с Аннеке, получившего аванс и скрывшегося с концами.

Они посмеялись. О своей запоротой кинокарьере Вадим не жалел, а вот за Аннеке было немного обидно.

– У тебя ведь есть актерские данные: и внешность, и пластика, и врешь убедительно… Может, ну ее, эту академию? Чему тебя там научат – телятам хвосты крутить? Поступай в кинематографический техникум, станешь актрисой, прославишься…

Первая в мире государственная школа кинематографии, недавно повышенная в звании до техникума, организовалась в Москве шесть лет назад и стремительно набирала обороты.

Вадим думал, что Аннеке, как бывало, вздернет плечико и прямодушно ответит, что не нужна ей слава, а крутить телятам хвосты – самое высоконравственное на свете занятие. Но она отреагировала иначе – отложив рукоделие, долго сидела в позе шамана, отправившегося на рандеву с богами, а потом проговорила:

– Я подумать об этом. Среди саамов никогда не быть артистов. Несправедливо…

О, вирус кино, кого ты только не поражаешь! Вадим поднял антизвуковой щиток и спрятал за ним улыбку.

* * *

Перед тем как покинуть съемки «Шахматной горячки», Аннеке сумела выведать, откуда подъезжает «Олдсмобиль» с меченым бородачом, следящим за Капабланкой. Из ее пояснений Вадим заключил, что машина выворачивает с Третьяковского проезда, огибая Троицкую церковь. Не то чтобы величайшее открытие, но на заметку возьмем, пригодится.

– А Верлинский? Он за Капой не следит?

– Нет. Он и к Ласкеру больше не подходил. Смотреть издалека, злой…

С утра Вадим настоял, чтобы Аннеке пошла на лекции. Довольно прогуливать! Насчет кинотехникума еще вилкой по водке писано, а багаж знаний надобно пополнять. Аннеке посопротивлялась, но все же послушалась. Сам же Вадим, экипировавшись в сшитый накануне доспех и прикрыв его полушубком, поехал к «Метрополю». Попросил извозчика провезти через Третьяковский и там, не доезжая до поворота на Театральный, покинул экипаж.

Морозило, и, чтобы согреться, он заглянул в магазин Прохоровской мануфактуры. Походил между манекенами, примерил кожаную комиссарскую фуражку, приценился к красной косынке (не купить ли для Аннеке?) и вызвал нездоровый интерес у продавцов, заподозривших, что оборванец с подвязанной щекой трется здесь, чтобы что-нибудь стянуть. Завершилось тем, что его выпроводили за дверь. Вадим шагнул к мебельной лавке, что находилась в ближайшем доме, но увидел то, ради чего и толокся на Третьяковском, – по улице пронесся кремовый «Олдсмобиль» и свернул на Театральный.

Пять минут спустя Вадим уже стоял у часовенки рядом с церковью и наблюдал, как из остановившегося авто выходит бородатый со шрамом. Это был тот самый апаш, о столкновении с которым до сих пор напоминал рубец на боку. Но сейчас он был настроен еще более воинственно – об этом недвусмысленно говорил его левый карман, оттянутый предметом, очертаниями похожим на пистолет.

Партии затянулись. Капабланка вышел из Дома Советов, когда небосвод уже заволокло сумраком. Вадим совсем заледенел на своем посту у часовни – у него, в отличие от меченого, не было возможности от времени до времени залезать в машину и греться. Чемпион с джентльменской обходительностью раскланялся с болельщиками, которые наперебой что-то кричали ему, и сел в поджидавший «Форд». Тотчас и меченый прыгнул в «Олдсмобиль», за рулем которого сидел кто-то еще. Оба транспортных средства двинулись почти синхронно.

Вадим сорвался с места. В полусотне метров от гостиницы дежурили двое особистов из ОГПУ, приехавших на служебном «Студне». Хорошие парни, но момент такой, что не до сантиментов. Того, что стоял снаружи, Вадим свалил ударом кулака в висок. Потом влез в «Студень» и упер второму в почку «Баярд» с глушителем.

– Езжай! Вон за теми!

Особист – желторотый салага – раззявил хлебальник и по-собачьи вывалил язык.

– Ты кто?

Вадим снял опостылевший платок.

– Узнал?

– Арсеньев?..

– Вижу, узнал. Если не хочешь, чтобы я тебе макитру продырявил, газуй!

Салага суетливо завел двигатель, и машина стартовала. Оглушенный особист остался лежать на снегу, к нему, свистя, бежали милиционеры. Вадим обернулся один раз и после этого смотрел уже только на дорогу.

– Поднажми!

Салага прибавил скорость. Зад «Олдсмобиля» был хорошо различим, а где-то дальше по курсу взрезал колесами порошу «Форд» Капабланки. Кубинец направлялся не в «Националь» – его автомобиль ехал сначала в сторону Сретенского монастыря, затем свернул на Рождественский бульвар. Вадиму припомнилось досье, виденное еще до ареста. Там говорилось, что чемпион любит общаться с богемой. Не на Большую ли Молчановку он держит путь? Там не очень давно открыл литературно-артистическое кабаре Борис Пронин, создатель прогремевших на всю Россию кафе «Бродячая собака» и «Привал комедиантов» в довоенном Петербурге. Впрочем, с такой же вероятностью чемпион мог ехать на ужин в какую-нибудь ресторацию в центре Москвы.

– Ты цто задумал? Цто хоцец? – испуганно зацокал особист, вцепившись в баранку.

– Скобарь? Из псковичей?

– Тоцно…

– Выдохни, скобарь. Не знаю, что вам про меня наплели, но я не бандюга. А вон в том «Олдсмобиле», за которым мы гонимся, как раз они и сидят… И наша с тобой задача – им помешать. Понимаешь?

– Понимаю…

Хоть бы поверил! В «Олдсмобиле» минимум двое, сладить с ними будет непросто, поэтому важно, чтобы плечом к плечу был союзник.

На Страстном, возле обгорелых пеньков, оставшихся от сада, который некогда примыкал к