Буддизм изменил религиозную топографию Центральной Азии[238]. Там, где когда-то были лишь квадратные алтари местных богов, зороастрийские храмы огня с открытыми внутренними дворами и святилища различных божеств в греко-персидском стиле, теперь высились буддийские ступы. Одна, Тахт-э Рустам в Айбаке (Центральный Афганистан), была высечена в скале и уходила глубоко в землю. Снова синкретизм и то, что знаменитый русский археолог назвал «творческой ассимиляцией», нашли отражение в искусстве[239]. Греческие элементы присутствовали во многих таких храмах, и слова Ашоки были переведены для грекоговорящего населения кем-то, кто, очевидно, был хорошо знаком с греческой философской терминологией[240].

Идея визуального представления Будды пришла из Индии, но там он изображался как полураздетый аскет. Жители Центральной Азии изменили этот образ, «снабдив» его развевающимися одеждами с глубокими складками – другими словами, одеянием, которое греческие скульпторы мастерски изображали в течении веков. Культурное смешение Востока и Запада стало итогом сотрудничества между греческими или центральноазиатскими скульпторами (возможно, буддистами), обучавшимися в греческой школе, и буддийскими монахами, как индийскими, так и местными[241]. Этот процесс происходил во всем регионе, но достиг наивысшего расцвета в царстве Гандхара, простиравшемся вдоль торговых путей там, где сейчас находится граница Пакистана и Афганистана, к северу от Исламабада. Именно тот образ Будды, ранние примеры которого существовали в десятках центральноазиатских ступ и на центральноазиатских монетах, впоследствии распространился в Китае, Корее и Японии. Он все еще формирует и наше сегодняшнее представление о Будде[242]. Центральная Азия была единственным местом, где мог появиться этот образ.

Изменилась и религиозная география Центральной Азии. Руины больших буддийских ступ можно увидеть не только в северном и восточно-центральном районах Афганистана, где расположены Бамиан, Мес, Айнак и другие великие буддийские места, но и в Балхе и Термезе в Узбекистане, в Мерве (Туркменистан)[243], в Далверзин-Тепе (Узбекистан, к северо-востоку от Термеза) и во многих других местах по всему региону[244]. Только на севере Кыргызстана археологи нашли четыре монашеских комплекса и три храма[245], в то время как в Казахстане монастыри и ступы были обнаружены по всему 600-километровому пути от китайской границы на востоке до Кызыл-Кента (возле Караганды в центре страны).

Многие буддийские монашеские центры и места паломничества вокруг Газни, Кабула, а также в Северном Афганистане появились во времена смещения основных торговых путей между Центральной Азией и Индией, которое произошло за 150 лет до арабского завоевания. Раньше торговцы избегали пересекать Гиндукуш, но с середины VI века они нашли проходы через горы, которые привели их в самое сердце Центральной Азии[246].

В скульптуре и декоративной лепнине появились многочисленные новые черты. В Айртаме (возле Термеза), на низком берегу Амударьи, сейчас практически смытом, был найден невероятно красивый фриз (хранится в Эрмитаже), на котором изображены улыбающиеся музыканты с персидскими лицами, играющие на индийских музыкальных инструментах, рядом с ними – музыканты, лица которых напоминают образ Будды, они играют на инструментах греческого или персидского типа[247]. Лежащая статуя Будды (статуя известна под названиями «спящий Будда» или «Будда в Нирване») 12 м в длину из Аджина-тепе («Чертов холм») в Таджикистане сейчас находится в Национальном музее древностей в Душанбе; бамианские Будды и десятки других статуй были ярко расписаны, поскольку буддизм был и остается по сей день религией ярких цветов.

Буддизм получил огромный толчок при влиятельном кушанском правителе II века Канишке I. Рожденный кочевником, Канишка принял как буддизм, так и почитание определенных греческих богов, в то же время придерживаясь и зороастризма[248]. Невероятный синкретизм верований Канишки можно увидеть повсюду – в его летней столице (Баграм на территории Афганистана) и в удивительном алтарном комплексе, который он выстроил (в основном в честь самого себя) в храме Сурх-Котала, на северных склонах Гиндукуша (также в Афганистане)[249].