Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он должен был увидеть собственными глазами.
В Париже зверь ускользнул от него в последний момент, а потом, как и следовало предположить, запутал следы. Но в этом городе для охотника забрезжила надежда. Чтобы возобновить охоту, необходимо лучше понять, с кем имеешь дело.
Он вышел из такси у главного входа в приют Святой Лусии. Охотник поднял голову, оглядел шестиэтажное здание, ветхое, белого цвета. Хотя колониальная архитектура и радовала взгляд, решетки на окнах не оставляли сомнения в том, каково его назначение.
В конце-то концов, для того и служат психиатрические лечебницы, подумал он. Кто туда попадет, тому уже никогда не выбраться.
Доктор Флоринда Вальдес встретила его у стойки в приемной. Они обменялись несколькими посланиями по электронной почте; отправляя их, охотник в первый раз притворился доктором судебной психиатрии из Кембриджа.
– Приветствую вас, доктор Фостер, – улыбнулась Флоринда, протягивая ему руку.
– Добрый день, Флоринда… Разве мы не перешли на «ты»? – Охотник сразу понял, что сердце полноватой дамочки лет сорока легко завоюют изящные и любезные манеры доктора Фостера. Прежде всего потому, что она все еще искала себе мужа. Охотник со всем тщанием собрал о ней сведения, перед тем как начать переписку.
– Ну да… как тебе путешествие?
– Мне всегда хотелось побывать в Мексике.
– О, понимаю: я разработала великолепный маршрут для нашего уик-энда.
– Чудесно! – воскликнул он, изображая восторг. – Тогда нам лучше заняться делом, чтобы осталось больше времени на все прочее.
– О да, разумеется, – прощебетала она, ни о чем не подозревая. – Следуй за мной, вот сюда.
Охотник связался с Флориндой Вальдес после того, как наткнулся в YouTube на доклад, который она прочитала на конференции психиатров в Майами. Он вышел на Флоринду, исследуя расстройства личности. Такие подарки судьбы и заставляли верить, что в конце концов он достигнет цели и все лишения, вся самоотверженность окупятся сторицей.
Доклад Вальдес на конференции назывался «Случай девушки в зеркальном отражении».
– Естественно, мы никому не позволяем видеться с ней, – поспешила заявить Флоринда, пока они шли по больничным коридорам. Этим она дала понять, что ждет от коллеги какой-то ответной благодарности.
– Знаешь, научная любознательность взяла верх: я забросил в гостиницу чемодан и сразу понесся сюда. Тебя не слишком затруднит, если мы вместе вернемся туда, а потом пойдем ужинать?
– Конечно нет. – Флоринда покраснела, предвкушая, куда может завести ее этот вечер. Но никакого номера в гостинице у охотника не было. Его самолет улетал в восемь часов.
Ликование женщины резко контрастировало со стонами, которые доносились из палат. Пока они проходили мимо, охотнику несколько раз удалось заглянуть внутрь. Те, кто там обитал, больше не были людьми. С лицами белыми, как их облачение, обритые наголо из-за боязни вшей, под воздействием седативных препаратов, они бродили босые, натыкаясь друг на друга, будто обломки кораблекрушения, каждый со своим бременем тоски и дозой фармацевтического яда. Иные были привязаны кожаными ремнями к неопрятным койкам. Эти бились и истошно вопили. Либо лежали неподвижно и ждали смерти, которая немилосердно медлила. Там были старики, впавшие в детство, и дети, слишком быстро состарившиеся.
Пока охотник проходил по кругам ада, неведомое зло, которое отрезало этих людей от мира, проникало в него через их выпученные глаза.
Они пришли в отсек, который Вальдес назвала «особым отделением». То было совершенно изолированное крыло, где в каждой палате содержалось не более двух пациентов.
– Здесь у нас размещаются буйные, но также и наиболее интересные клинические случаи… Анхелина – из таких, – с гордостью прибавила доктор Вальдес.
Они подошли к железной двери, похожей на тюремную, и Флоринда знаком велела санитару открыть ее. Внутри было темно, слабый свет проникал через высоко расположенное окошко, и охотник не сразу различил тонкую, как соломинка, фигуру, скорчившуюся в углу между стеной и койкой. Девушке можно было дать не более двадцати лет. Черты лица, огрубевшие от страданий, еще хранили следы миловидности.
– Вот, это Анхелина, – объявила докторша с широким жестом, словно приглашая посмотреть на урода в площадном балагане.
Охотник шагнул вперед, ему не терпелось очутиться лицом к лицу с явлением, которое его сюда привело. Но пациентка, казалось, не замечала их присутствия.
– Ее обнаружили полицейские, ворвавшись в бордель одного селения поблизости от Тихуаны. Искали торговца наркотиками, а наткнулись на нее. Ее родители совершенно спились, и отец продал дочку торговцу живым товаром, когда ей едва исполнилось пять лет.
Должно быть, вначале она имела высокую цену, ее приберегали для клиентов, готовых дорого платить за свои маленькие слабости, подумал охотник.
– Она подросла и потеряла в цене, мужчины могли заполучить ее за несколько песо. В борделе ее держали для пьяных крестьян и для дальнобойщиков. Она могла иметь десятки сношений за день.
– Рабыня.
– Она никогда не покидала того места, всегда сидела взаперти. Одна из женщин присматривала за ней, обращалась с ней жестоко. Она не умеет говорить, сомневаюсь, что она вообще воспринимает окружающее. У нее что-то вроде кататонии.[7]
Словно создана для того, чтобы удовлетворять худшие инстинкты извращенцев, хотел было заметить охотник, но удержался. Он должен делать вид, будто проявляет чисто профессиональный интерес.
– Расскажи мне, как вы обнаружили этот ее… талант.
– Когда Анхелину привезли, мы ее поместили в одну палату с пожилой пациенткой. Мы решили поселить их вместе, потому что обе утратили связь с миром. Но и друг с дружкой они не общались.
Охотник отвел взгляд от девушки и посмотрел в глаза доктору Вальдес:
– И что случилось потом?
– Вначале у Анхелины появились странные двигательные симптомы. Все суставы утратили подвижность и стали болезненными, она ходила с трудом. Мы подумали, что у нее какая-то форма артрита. Но потом стали выпадать зубы.
– Зубы?
– И не только это, мы ее обследовали и обнаружили глубокое угнетение функций всех внутренних органов.
– И когда вы наконец поняли, что происходит?
Флоринда Вальдес нахмурилась:
– Когда у нее поседели волосы.
Охотник снова повернулся к пациентке. Насколько он мог различить, короткие густые волосы, выросшие на недавно обритой голове, были неоспоримо черными, цвета воронова крыла.