- Вась, что еще за Таг, не надо. Он взрослый мужчина,- голос словно не мой. Вывернутый наизнанку от жгучего стыда.

- Это я Ваське велел так обращаться ко мне,- его голос дрожит. Красивый, волевой, взгляд прямой – он не заслужил предательства, а я не заслуживаю его. – Малыш, иди в кухню, проверь что там с нашей стряпней. Нам надо поговорить с твоей мамой.  

- Хорошо, я пока на стол накрою,- радостно выкрикнул мой сын, убегая на кухню, вместе с мелким котенком.

Надо же, сразу стало страшно. Остаться один на один с преданным тобой зверем – это наверное такое наказание за блуд. Смешно, я где – то читала, что слово блуд не позорное, не клеймо, что это просто так говорят о заблудшей душе, ищущей покоя.

- Ты была у него? – в рыке хищника не ярость – боль. Выкручивающая душу, как старую тряпку, которой место на помойке. Мою душу.

- Да, я должна была проститься,- пытаюсь говорить уверенно, но получается плохо. Тело все еще хранит прикосновения давно забытых рук.

- Это теперь так называется? – горькая ухмылка на лице Тагира, превращается в оскал. Рука взлетает вверх, и я съеживаюсь от ожидания удара. Он бьет в стену, с такой силой, что я слышу хруст, и кровь стекает по костяшкам огромного кулака. Лучше бы он ударил меня, может мне не было бы так больно, чем видеть слезы в диких глазах мужчины. МОЕГО мужчины. Такого родного, такого душно – нужного.

- Я люблю тебя,- шепчу я, наконец поняв, что это теперь единственная истина. – Прости. Он выгнал меня. Сказал, что я ему не нужна.

- Иди помойся. Вся провоняла им, как течная сука. Тебя Васька ждет. Не расстраивай пацана, он старался. Мы старались.

- Не уходи,- умоляю. Только сталь в глазах похожая на бритвы пронзает насквозь. Мой, чужой. Нужный. –Я не смогу без тебя. Уже не смогу.

- Для этого тебе нужно было сравнить? – ухмылка на лице Тагира искусственная. Он ее вымучил, только для того, чтобы скрыть то, что никогда не позволял себе.

Ноги не держат. Я проскальзываю в ванную и прижавшись спиной к крашеной двери сползаю на пол, слушая как с грохотом захлопывается входная воротина. Неужели нужно было пасть, чтобы понять, как мне нужен этот самоуверенный великан, с повадками горного льва? Прошлое снова скрутило меня в бараний рог, не отпустило. Разбило, скинув в пропасть.

Васька сидит в кухне один, когда я выхожу, кутаясь в халат. Тошнит до одури от запаха курицы и специй, от безысходности от ненависти к себе. Телевизор выключен, кусочек остывшего мяса лежит на тарелке. А я смотрю на сжатые кулачки моего сына, лежащие на коленях и понимаю, что  и его я сделала несчастным снова.

- Он не вернется? – спрашивает мой мальчик. На его ресницах дрожат слезинки. Не плачет – он мужчина, а они не плачут. Они просто перемалывают себя, держась, крепясь.

- Я не знаю.- отвечаю честно, машинально поглаживая лежащего на столе Тигрулю. Ему не место здесь, но сил нет даже на то, чтобы согнать нахаленка.

- Ма, нам никто не нужен,- всхлипывает мой маленький мужчина, вытирая нос рукавом кофты.

Я смотрю  на накрытый стол, свечи, маленькие марципановые  пинетки посреди сделанного на заказ торта, стоящего в сцентре застолья и больше не могу сдерживаться. Рев дерет глотку, но нельзя. Нельзя делать моему мальчику еще хуже.

- Мы уедем, Васька. Только ты, я и ...

*****

Тагир шел убивать. Выворачивающая наружу ненависть сводила с ума. Он не винил ее в том, что произошло. Глупая, нежная, нужная. Барс не умел прощать. Но в случае со Светкой, впервые в жизни ему захотелось подставить для удара вторую щеку. То, что происходило с ним сейчас невозможно было выжечь, выдавить из себя. Видимо выглядел он безумно, потому что случайные прохожие шарахались от ужасного великана, как от прокаженного.

- Нельзя сюда,- попыталась встать на пути дородная медсестра, он даже не рассмотрел ее лица, не смог. В глазах плыли алые круги, мешая видеть, горло сжала яростная удавка.

- Уйди,- прорычал Беросов,- не доводи до греха. Уйди.

- Я вызову охрану,- предупредила баба, Напугала.

- Вызови, пожалуйста. Хватит мне уже грехов на душе. Только пусть поторопятся.

Егоров его ждал. Стоял посреди палаты, опустив по швам руки. Не было в его взгляде смирения смертника. И вызова не было. Спокойный взгляд человека,  знающего свою участь.

- Здравствуй, Барс,- тихий голос прозвучал набатом. Как тогда, когда этот предатель отдал приказ об его аресте. Спас от смерти, чтобы уничтожить. Втоптать в грязь, сделать его тем, кто он сейчас. Тагир втянул ноздрями, пропахший лекарствами воздух.

- Она моя, слышишь? – прорычал, чувствуя себя разбитым на части. Да, он не умел прощать, но бить этого больного, бледного, не похожего на себя мужика сейчас казалось не трусостью, а слабостью.

- Твоя. Я знаю. Она сама мне об этом сказала,- горькая улыбка на губах мента, вымученная, выбила из колеи.- Ты победил, Барс. И я тебе завидую, до одури.

- Когда я победил? Когда ты мою женщину тут трахал? Или там, в горах, когда не сдох, чтобы стать тварью? Когда я победил, командир? Когда ты меня под трибунал отдал?

- Ты ослушался приказа,- сталь в голосе Василия, как тогда, много лет назад.- Мы оба чуть не сдохли, потому что ты полез в пекло, не зная, что там. Что ты хотел доказать, что лучший? Все и так об этом знали. А ты не думал, что я не без причины запретил идти в горы тогда?

- Я мог спасти тогда всю роту,- прорычал Тагир.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ты провалил бы задание, Барс. Потому я и не пустил тебя. Потому пошел за тобой сам, чтобы подчистить за тобой. Ты чуть не сдох, сука, и меня за собой потащил,- Василий сжал кулаки и сделал шаг к своему бывшему другу. – И еще, сейчас ты опять тянешь нас в ад, в пропасть. Еще раз оскорбишь женщину, которую мы оба любим, я убью тебя. У нас не было ничего со Светкой, слышишь. Ничего. Она просто меня простила. Отпустила, а точнее выкинула из своей жизни ради тебя. Чтобы подарить тебе счастье. Не заставляй меня жалеть, что я тебя спас, Тагир.

Тагир понял, что Егоров лжет, и боль в глазах бывшего командира стала другой. Она плескалась, вихрилась, разрушала его. Она заставляла верить в эту спасительную ложь. Беросов сделал шаг вперед и согнулся от удара. Василий сделал резкий выпад, но тренированое тело среагировало. Барс ушел от нового удара и нанес сокрушительный хук. Мент захрипел.