А его выворачивает. Твою мать, его от вида плачущей Эллы так не колошматило, с чего вдруг сейчас тошно?

Лютый выбирает максимально обидные слова. Чтобы отвадить от себя раз и навсегда. Станет постарше, поймет, каким бывает мир, мужчины, и что он сделал для ее же блага. Опять же, на Демида если что переключится.

От этой мысли он буквально рычит. Шарахает со всей силы по рулю, вызывая недоуменные взгляды со стороны пары сопровождающих его надежных людей. Приходится остановиться, чтобы немного подышать свежим воздухом. Дальше машину ведет один из его подчиненных. Потому что кровь кипит и нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.

Лучше с Рокотовым сейчас не встречаться. Но когда они наконец возвращаются в особняк, первым делом взгляд выхватывает его машину. Он и правда дожидается его. Сидит в кресле, листает что-то в телефоне и поминутно смотрит на часы. Новостей ждет. Так за Лесю переживает? Или… занеетоже?

— Ты долго, — произносит Демид, поднимаясь с места, и поправляет на себе пиджак.

Они обмениваются долгими, слишком долгими взглядами и Лютый наконец усмехается:

— Пришлось задержаться немного, — равнодушно произносит он, падая на диван и занимая расслабленную позу. Смотрит на него с вызовом.

Рокотов выпрямляется, словно читая в его позе и глазах что-то невысказанное, и в воздух в комнате резко становится гуще от скапливающегося напряжения.

— Что будешь делать дальше? — осведомляется Демид.

— Искать Серова, естественно. Пора с этим покончить.

— С катушек что ли съехал? А что, если тебя убьют? Ты подумал, что будет с Леськой? — фыркает Рокотов так, словно Лютый только что сказал очевидную чушь.

— Я пока не собираюсь ввязываться в войну. Для начала нужно переговорить.

— Хочешь полюбовно все решить? — насмешливо уточняет Рокотов, — После всего, что произошло? Тебя после этого не иначе, как терпилой назовут.

— Хочу узнать, что ему нужно, — не поддается на очевидную провокацию Лютый, но во взгляде мелькает предупреждающий огонек.

— Это очевидно. Твой бизнес, — пожимает плечами Демид.

— С чего ты взял, что ему нужен именно мой бизнес?

— Иначе зачем все это? — неопределенно обводит он рукой комнату.

— Ему же не понравилось, что я влез в его часть города. Но лезть в мою сферу и уж тем более угрожать дочери… как-то слишком.

— О чем это ты?

— О том, Демид, что я все знаю исключительно с твоих слов. Тебе не кажется это подозрительным? — хмыкает Костя, откидываясь на спинку дивана, и с прищуром глядя на бывшего друга.

— Ты охренел?? Я твою шкуру спас, когда они на тебя напали! — возмущается

— Напали, — задумчиво потирая подбородок, кивает Лютый, — Но это могли быть и не люди Серова.

— Я не пойму, Костя. Ты на что-то намекаешь? Так скажи в лоб.

— Пока ни на что, Рокотов. Просто размышляю.

— Серов несколько моих парней положил! Людей, которые вообще отношения ко всем вашим делам не имеют! И дочь твою я вытащил. Может стоило бросить ее там, а? Может быть тогда бы ты поверил??

— Ладно, — примирительно произносит Лютый, — Посмотрим, что в итоге выяснится и тогда поговорим. Но не думай, что я все тебе забыл.

Демид тяжело вздыхает, массирует пальцами переносицу.

— Я говорил тебе, что лучше отказаться от этого бизнеса. Оружием может заняться кто-нибудь другой, а ты спокойно займись чем-нибудь легальным, а не темными делишками.

— Забыл, что ты тоже в доле? — насмешливо ухмыляется Лютый, — Ты, наверное, запамятовал и, что вообще-то сам до сих пор до конца так и не завязал с «темными делишками».

— Я помню, — мрачно глядя сквозь мужчину, кивает Демид и переводит на него взгляд, — Если дело окажется в бизнесе, я готов отдать свою часть Серову. Лишь бы он отстал от Леськи. И тебе советую сделать то же самое. Ты уже заработал предостаточно денег. Нет смысла рисковать дальше.

— Ты до сих пор не понял, что я занимаюсь всем этим не ради денег?

— А ради чего тогда?

Лютый поднимается с места, усмехается, и складывает руки на груди:

— Потому что мне это нравится. Как один из вариантов.

— Нравится? Что именно? Криминалом заниматься? Дочь опасности подвергать? Из-за тебя Элла погибла, а ты мало того, что дочерью рискуешь, так еще и Соню во все это втягиваешь!

— Поверь мне, не втягиваю. А все остальное — мое дело.

— Я потерял из-за тебя жену! Не думай, что я тебе это простил, — в бешенстве практически рычит Демид.

— Она перестала быть тебе женой, когда со мной переспала. Если удержать бабу рядом с собой не смог, кто тебе виноват?

Рокотов подходит ближе, не сводя с Лютого пылающего взгляда.

— Ты еще пожалеешь обо всем, что было.

— Угрожаешь? — заинтересованно вскидывает бровь Костя.

— Нет. Жизнь все сделает за меня. Раз ты даже ради дочери не способен завязать с криминалом, ясно, каким будет конец. Жаль, что я сразу не увез Леську заграницу.

— Я бы все равно нашел тебя. Рано или поздно.

— Может быть это бы случилось и поздно. Зато это время Лесе бы ничего не угрожало.

— Как раз это ты не смог ее защитить. Украл у меня, еще и опасности подверг.

— Лютый, — в дом заглядывает один из помощников и тут же вытягивается по струнке, — Мы нашли след Серова. Он сейчас в Москве.

— Отлично. Поговорим потом, — бросает небрежно Лютый и выходит из дома следом за своим человеком.

Вначале казалось, что я не смогу дышать. Словно меня заживо закопали и воздуха резко не стало. Грудную клетку сдавило, сердце затрепыхалось быстрее, словно вот-вот остановится. Я не спала в ту ночь. И еще две следующих. Просто плакала. Днем было нельзя, да и Леся отвлекала от черных мыслей. Чудесный, чуткий, добрый ребенок. В отличие от отца. Несмотря на то, что так легко угадываются его черты в ней, даже характером они похожи, жестокости в ней нет.

День пролетал в заботах и это отвлекало. Через несколько дней я засыпала вечером уже без слез, просто валясь с ног от усталости. Легче на душе за прошедшую неделю точно не стало, но эта неясная ноющая боль в глубине хоть немного притупилась. Главное — не думать. Просто не думать. Жить дальше, как ни в чем не бывало. Делать вид, что все хорошо. В конце концов может получится поверить?

До сих пор скрываю следы от засосов под водолазкой. Даже от самой себя. Да, можно было намазать их какой-нибудь мазью или сделать компресс, чтобы быстрее прошли. Но я даже в зеркале поскорее отвожу от них взгляд. Игнорирую. Потому что иначе в животе появляется засасывающее чувство пустоты, ноет нехорошо, долго, не унимается, и даже если старательно ни о чем не думать, слезы сами собой застывают в горле. Но я не даю себе плакать больше. Нельзя.