Следует признать, что в твоем предложении есть доля логики, хотя и темной. Армия, которая не только убивает, но и пожирает врагов, будет ужасать противников, лишая их храбрости и угнетая умы. Но, честно говоря, меня тошнит от такой идеи. Я не буду принуждать людей питаться тем, к чему испытываю брезгливость. Мы будем воевать в своей прежней манере.

— Я слышал рассказы...

— Давай не будем ссылаться на легенды. Мой ответ отрицательный. Мы перейдем через Альпы и сожжем римлян в их курятнике. Я не хочу заставлять людей делать что-то против их воли и веры. И мы не станем трупоедами. Я предлагаю продолжить совет.

Конечно, Мономах мог бы выставить другие аргументы, но голос Ганнибала был тверд. Генерал всосал щеки, прикусил губу и нацелил обиженный взгляд на дальнюю стену комнаты.

— Ганнон, ты останешься с частью армии у горных перевалов. Это наша единственная дорога в Италию, и мы должны защищать ее, чтобы получать подкрепления, поступающие из Карфагена. На тебя возлагается очень важная задача, потому что без пути, соединяющего нашу армию с Иберией, мы окажемся в утробе врага, отсеченные от любой возможной помощи.

Ганнибал продолжил свою речь, но Ганнон перестал воспринимать его слова. Он повторял свой приговор. Решение судьбы. Что означала его миссия? Какие перспективы сулила ему охрана горных перевалов? Неужели брат хотел оскорбить его, оставив с небольшим отрядом среди варваров, фактически изгнанником в снежной пустоши? Или это задание действительно имело какую-то важность — пусть даже малую, но достойную его участия? Он не мог оценить все аспекты такого внезапного поворота событий. Ганнон сидел среди генералов с бесстрастным лицом, как будто знал о своем назначении заранее и даже помогал планировать его. Он снова почувствовал пульсацию в ладонях и незаметно провел руками по бедрам, вверх и вниз, вверх и вниз.

— Магон отправится вместе со мной, — произнес Ганнибал. — Он поведет левый фланг армии, а я буду командовать правым. Бостар и Бомилькар, вам тоже предстоит проверить свои силы на итальянской земле. Махарбал, копыта твоих конников наполнят громом долины и холмы вокруг Рима. Таким будет порядок для наших первых атак. Следующую зиму мы проведем в холодном краю галлов. Там к нам присоединятся бойи и инсабры. Весной мы начнем вторжение. Столь мощная армия еще никогда не угрожала Италии. Когда мы заставим их обороняться, Гасдрубал приведет подкрепление. Если Ваал и судьба окажут нам благоволение, то к осени второго года мы устроим пир в римских залах как гости или победители. Все будет зависеть от условий мира, которые нам продиктует ситуация.

— И если мы наткнемся на римлян, пока будем в Каталонии? — спросил Махарбал.

— Это может стать нашим преимуществом, — получив одобрительный взгляд Ганнибала, ответил Бостар. — Мы знаем, что римляне поделили свои силы на две консульские армии: одна планирует захват Иберии, вторая готовится к высадке в Африке. Если они направят армию в Иберию, то их опорным пунктом будет Массалия — город их греческих союзников на севере побережья. Нам не помешает битва вдали от Нового Карфагена. Одержав победу, мы заставим их отозвать вторую консульскую армию из Африки обратно в Италию.

— Нас устраивает любой курс событий, — согласился Ганнибал, — хотя мы не можем предсказать, как Рим ответит на наши действия. Зато у нас имеется возможность подстраивать первоначальный план под каждый ход противника.

— А почему бы нам сразу не начать осаду Рима? — спросил Бомилькар. — Насколько мне известно, мы не берем в поход осадные машины. Этот вопрос нужно пересмотреть.

— Осада не будет нашим первым пунктом в списке наносимого урона. Тараны и башни слишком громоздки, чтобы тащить их по горам. Мы могли бы доставить их на кораблях, но наш флот слишком мал. Нам придется строить механизмы уже в Италии, хотя, в любом случае, осада была бы ошибкой. Рим слишком хорошо укреплен.

— Ни один город не продержится вечно, — сказал Бомилькар .

— И ни одна армия не сможет вести долгую осаду в стране врага, — ответил Ганнибал. — Нет, мой план иной! Мы встретим их на поле битвы и нанесем им показательное поражение. Мы раним их и будем преследовать до тех пор, пока слабость не заставит римлян сдаться. Когда латинские союзники увидят, что их могущественный друг попал под удар, они признают нас сильнейшими на поле брани. Победитель никогда не теряет друзей и всегда приобретает новых. Проще говоря, мы нападем на Италию, победим римлян в бою, разрушим их старые альянсы с соседями, а затем — и только затем — устроим осаду Рима. Я уже обсуждал эту тему с каждым из вас. Теперь вам известны подробности. За оставшееся время в начале весны постарайтесь решить все вопросы, связанные с выполнением ваших обязанностей.

Он склонился над картами и расправил их рукой.

— Теперь обсудим наш маршрут.

Ганнон придвинулся к столу, разглядывая профиль брата: темные волнистые волосы; широкий лоб, нахмуренный от мыслей, которые он хотел выразить; брови, похожие на две нависшие скалы из черного базальта; полный и красивый рот. Он впервые прислушался к чувствам, питаемым к Ганнибалу — к тем эмоциям, которые бурлили почти на грани осознания, позади его любви, восхищения и признания заслуг. Они, как братья, имели общие черты, одну и ту же кровь и даже запах, настолько схожий, что собаки не чувствовали отличий между ними. Но в темном уголке ума, достаточно далеком от родственных отношений, зрело семя, посаженное еще в юности. Там обитала эмоция, в которой он признался себе только сейчас и которую, наконец, оформил в слово. Ганнон услышал, как оно прозвучало в его голове.

Ненависть.

* * *

Гасдрубал проснулся в печали, потому что ему приснился день смерти отца. Он не помнил подробностей сна. Они поблекли в мареве грез, едва его глаза открылись в реальном мире. Гасдрубал ощущал беспокойство, вызванное воспоминаниями о реальных событиях, в которых он принимал активное участие. Его детство казалось тонкой лучиной, с трудом чадящей в пугающем мире, где зрелость требовалась прежде, чем тело подростка начинало обретать мужские черты.

Юный Баркид рос в то время, когда его родина низверглась в бездну поражения. Одним из первых фактов, которые он узнал о своей стране, была война, проигранная превосходящей силе, называемой Римом. Карфагенян лишили островов, владений и гордости. Они сгибались под тяжестью военной контрибуции. Позже их собственные наемники решили провести осаду города. Результат конфликта мог быть удручающим. Лишь