подопечной, решилась сказать прямо: — Если чувствуешь, что он к тебе охладел… Отдайся ему на столе. Под столом. На ковре перед камином. На подоконнике. У стены рядом с его портретом…

— Матушка! — крикнула Лилиан и прикрыла рот от смущения. — Хватит, прошу вас…

— «Хватит» и «прошу вас» надо говорить в постели, а не…

Вспыхнув от смущения, как бумага от огня, Лилиан бесцеремонно прервала беседу и побежала из столовой, вслед услышав лишь «жду после обеда на занятия по танцам».

«И что мне делать?» — спрашивала сама себя девушка, укрывшись с головой одеялом и сжавшись под ним, как испуганный кролик. Ее не смущало то, что она может помять платье или прическу — стыд от разговора с наставницей заглушал остальные эмоции. Разве что уши горели ощутимее, но все от того же.

«Продолжать лежать — не лучший выход, — уговаривала сама себя Лилиан. — Быть может, матушка права, и мне надо хотя бы попробовать».

От одной только мысли Лилиан ощутила жар между ног и сжала их. Она не могла сказать, что вариант «потревожить Эдварда в рабочее время, чтобы отдаться на столе» вызывал какие-либо неприятные ощущения. Оказалось, что наоборот. Оказалось, что даже очень наоборот… Настолько очень, что девушка сменила панталоны на полупрозрачные батистовые трусики перед тем, как отправиться в приемную и попросить Его Величество выкроить хотя бы мину… десять минуто… хотя бы полчасика для того, чтобы начать испытывать на прочность мебель в его кабинете.

Ждать пришлось недолго. Эдвард, удивленный неожиданной просьбой жены, решил, что дело безотлагательное, ибо раньше она его никогда не беспокоила в рабочее время.

— Что случилось? — спросил Император, когда они остались наедине. Хоть беспокойство и не читалось на его лице, он все же встал из-за стола, бросив кипу бумаг, от которой обыденно не отрывался, даже когда слушал ежедневные отчеты и доклады.

— Ваше Величество, — смело начала Лилиан, хотя была не в состоянии поднять на него взгляд, полный похоти, дабы он даже и не подумал прочесть ее грязные мысли. — Вы сегодня ворочались во сне и были крайне беспокойны. Я пришла удостовериться, что вы не заболели, что с вами все в порядке…

Эдвард прищурился и, поскольку цель ее визита оказалась бессмысленнее, чем он ожидал, — вернулся на рабочее место и с прежним усердием принялся за бумаги.

— Все хорошо, спасибо, — бросил он. — Если это всё, то можешь идти.

Его холодность обожгла её до глубины души. Нет, она уж точно не надеялась, что всё пройдет как по маслу, что он возьмет её прям с порога… но его светская вежливость показалась ей чуть ли не грубостью.

— Ваше Величество, — вновь начала Лилиан и, еще раз собравшись с духом, подошла к его столу вплотную.

— Что? — и вновь безразличие в тоне, от которого хочется в панике кусать губы.

— Я… — пыталась она подобрать слова. Эдвард вновь оторвался от бумаг, и они наконец встретились взглядом. Удивительно, но это придало Лилиан сил. Совершенно бесцеремонно и под пристальным наблюдением мужа она уселась на край стола и продолжила: — Решила, что… вам здесь не холодно?

Он лишь загадочно моргнул несколько раз, поправил тиару, опоясывающую его голову, и приложил тыльную сторону руки ко лбу жены.

— Не холодно, — ответил он заинтересованно, — здесь хороший камин, и…

Лилиан перехватила его ладонь и стала ластиться щекой, томно прикрыв глаза и чуть ли не мурлыкая. Это и остановило Эдварда, который так и не договорил фразу.

— А мне так холодно… — прошептала она, поочередно, с вожделением целуя его теплые пальцы. — Мне так холодно… Ваше Величество…

Он шумно сглотнул и оттянул воротник, ощущая, что в комнате становится невыносимо душно. Лилиан тоже почувствовала это. Его пальцы пахли чернилами и корицей, сводившей ее с ума, наполнявшей рот слюной, делающей так мокро и горячо внизу…

— Жена. — Эдвард встал со стула, но руку не отнял. — Какой бес в тебя вселился?

Длинные юбки платья изумрудного, как и ее глаза, оттенка не позволили ей слишком широко расставить ноги, но все же Лилиан попыталась усесться так, чтобы обхватить его лодыжками, если он решится ее взять прямо здесь и прямо сейчас. Поерзав, она все тянула с ответом, ощущая, как желание затмевает разум, а они еще даже не разделись…

— Пока никакой, — промурлыкала она, положив руку на его плечо, и стала жарко шептать: — Но я бы очень хотела… очень бы хотела не беса, а… вас. Ваше Величество.

На словах она выглядела, как опытная любовница, а не вчерашняя девственница, заливающаяся краской от любой неосторожной фразы. Кто это ее научил, интересно? Неужто наставница постаралась? Ух, он ее за это!.. Наградит.

— Сейчас? — прошептал Эдвард, убирая с ее вспотевшего лба прилипшую прядь волос. Тяжело дыша, Лилиан смогла лишь кивнуть, и этого Императору было достаточно, чтобы притянуть к себе жену и, поднимая подол платья, впопыхах искать ее губы своими.

Поцелуй получился беглый, жаркий. Вернее, поцелуи. Множество поцелуев, как змеиные укусы, обжигали ее губы, щеки, шею… Ощущая столь сильный напор, Лилиан вдруг поняла, что муж совсем не разочаровался в ней. Скорее, он притаился, чтобы, как хищник, выплеснуть накопившуюся страсть, когда маленькая, беззащитная лань сама того захочет.

— Ваше Ве… — томно прошептала Лилиан, когда он прижал ее так сильно, что она почувствовала всё его возбуждение.

— Эдвард, — поправил он, расшнуровывая корсет, что получалось не очень. Длинные шнурки, завязанные на спине, поддаются с большим трудом, если развязывать не глядя. Его Величество знал об этом не понаслышке.

— Эдвард… — повторила она, увидев в его взгляде желание: сильное, страстное… пугающее. Он улыбнулся и снял ее со стола, как пушинку. Перевернул спиной к себе и, впившись губами в ее шею, стал освобождать жену от ненужной одежды. Лилиан инстинктивно выгибалась и тяжело дышала, сильно желая не глотать воздух, а целовать его губы, но…

— Прошу… — начала умолять она, сводя ноги от желания, гладя волосы Эдварда и пытаясь ухватиться за его руку, что бесцеремонно игралась с ее обнаженной грудью, но недолго. Развязывать корсет одной рукой оказалось такой же трудной задачей, как и вслепую, так что пришлось ему временно заняться одеждой, чтобы потом беспрепятственно заняться ей самой.

Лилиан понимала острую необходимость временно отстраниться от него, но почему-то переживала эти секунды болезненно: в пылу страсти она ощущала, как время их маленькой разлуки слишком, чересчур замедляется; время тянется, а она начинает сгорать от страсти, хотя должна была только загореться желанием.

Решив опереться руками о деревянную поверхность стола, она и не заметила, как неловко скинула аккуратно сложенную пачку бумаг… но ощутила, как покачнулся стол,