* * *

Отряд вооруженных полицейских прибыл в калькуттский особняк Расхали, когда Нил и Радж Раттан на крыше запускали змеев. Был ранний час жаркого апрельского вечера, воды Хугли мерцали в лучах заходящего солнца. Близлежащие причалы кишели купальщиками, смывавшими дневную пыль, мшистые крыши и террасы усеяли те, кто надумал подышать закатным ветерком. Над городом плыли трубные звуки раковин, возвещавшие, что пора зажигать фонари, и призывы муэдзинов к вечерней молитве.

Все внимание Нила было отдано змею, воспарившему на волнах зеленого ветра месяца фалгуна,[36]и потому он прослушал взволнованный доклад Паримала.

— Господин, он требует, чтобы вы спустились, — повторил камердинер.

— Кто?

— Англичанин, полицмейстер с охраной.

Известие не впечатлило: полицейские частенько заглядывали по делам, связанным с поместьем.

— Что случилось? — спросил Нил, не отвлекаясь от змея. — Кого-то из соседей обокрали? Если им нужна помощь, пусть переговорят с управляющим.

— Нет, господин, он требует вас.

— Тогда пусть приходит утром, — озлился раджа. — Сейчас не время для визитов в приличный дом.

— Он не желает ничего слушать…

Удерживая туго натянутую веревку, Нил бросил взгляд на слугу и обомлел: тот стоял на коленях, глаза его были полны слез.

— Йех та бат хай? Чего ты всполошился? — спросил раджа. — Что случилось?

— Господин, они требуют вас, — давясь рыданиями, повторил камердинер. — Ждут в приемной. Хотели подняться сюда, но я упросил их обождать внизу.

— Что? — На мгновенье раджа лишился дара речи: здесь была женская половина дома, посторонний не мог и помыслить, чтобы сюда войти. — Они с ума сошли, что ли? Да как им в голову взбрело?

— Господин, поспешите, — взмолился Паримал. — Они ждут.

— Ладно.

Нил был скорее заинтригован, нежели встревожен такой срочностью; уходя с крыши, он потрепал сына по голове.

— Куда ты? — огорчился мальчик. — Сам же сказал, что будем запускать, пока солнце не сядет.

— Конечно будем. Я вернусь через десять минут.

Радж кивнул и вновь занялся своим змеем, а Нил пошел к лестнице.

Пересекая внутренний двор, он отметил странную тишину в женской половине дома, поскольку в этот час все престарелые тетушки, вдовые кузины и прочие родственницы с приживалками обычно достигали пика своих хлопот. Их было не меньше сотни, и к вечеру все они шастали по комнатам, зажигая лампы и курильницы, поливали деревца тулей, звонили в церковный колокол, дудели в раковины и готовились к ужину. Однако нынче все окна были темны, а вдовствующие родственницы в белых одеяниях толпились на верандах, окруженных балюстрадами.

Миновав притихший двор, Нил прошел к крылу усадьбы, в котором размещалась сотня охранников. И здесь представшая глазам картина удивила своей необычностью: всю армию караульных, привратников и телохранителей вооруженные полицейские согнали в кучу. Лишенные палок, дубинок и сабель, бойцы неловко переминались, однако, увидев хозяина, заорали: «Славься Расхали!» Нил поднял руку, призывая служивых к тишине, но крики стали громче и переросли в рев, выкатившийся на соседние улицы. Раджа увидел, что террасы и балконы близлежащих домов полны зеваками. Ускорив шаг, он прошел к лестнице, что вела в приемную на втором этаже.

Контора представляла собой большую неуютную комнату с нагромождением столов, стульев и шкафов. Навстречу радже поднялся английский офицер в красной форме; фуражку с высокой тульей он держал под мышкой. Нил тотчас его узнал: бывший пехотный майор Холл теперь возглавлял городскую полицию и часто заглядывал в усадьбу по делам или в гости.

Раджа приветственно сложил руки и попытался выдавить улыбку:

— Чем могу служить, майор Холл? Соблаговолите известить…

Лицо майора осталось хмурым; официальным тоном он произнес:

— Сожалею, что нынче меня привела к вам неприятная обязанность, раджа Нил Раттан.

— Вот как? — Мимоходом Нил отметил, что полицмейстер при сабле, хотя раньше никогда не заходил с оружием. — И в чем ваша миссия?

— Вынужден объявить, что имею ордер на ваш арест.

— Что? — Нелепость слова затмила его смысл. — Вы хотите меня арестовать?

— Да.

— Позвольте спросить за что?

— За подлог, сэр.

— Подлог? — изумленно выпучился Нил. — Право, шутка весьма неудачная. Что же я подделал?

Майор достал из кармана и положил на мраморную столешницу какую-то бумагу.

Даже издали раджа узнал одну из многочисленных «да-валок», подписанных им в прошлом году.

— Это не подделка, майор, — улыбнулся он. — Ручаюсь, бумага подлинная.

Палец майора указал на строчку, где витиеватым росчерком стояло имя Бенджамина Бернэма:

— Вы не отрицаете, что имя вписано вами?

— Отнюдь, — спокойно сказал раджа. — Но этому есть простое объяснение: общеизвестно, что существует договоренность между фирмой мистера Бернэма и нашим семейством…

Действительно, в векселях значилось имя мистера Бернэма, поскольку приказчики заверили, что это давнишняя практика старого раджи — дескать, они с партнером условились: незачем таскаться через весь город за передаточной надписью на каждой бумажке, быстрее и эффективнее оформлять документы прямо в особняке Халдеров. Отец, плохо писавший по-английски, передоверял задачу конторщику, а дотошный в каллиграфии Нил отказался от услуг секретаря с дурным почерком и сам индоссировал векселя. Бенджамин Бернэм это прекрасно знал.

— Сожалею, но вы напрасно утруждались, — сказал раджа. — Мистер Бернэм тотчас растолкует сие недоразумение.

Полицмейстер смущенно кашлянул в кулак:

— Боюсь, мне все же придется выполнить свой долг, сэр.

— Но зачем, если мистер Бернэм все разъяснит?

Помешкав, майор сказал:

— Именно он сообщил нам о преступлении.

— Что? — Нил вздрогнул. — Какое преступление?..

— Подделка подписи, сэр. Речь о больших деньгах.

— Вписать имя человека не означает подделать его подпись.

— Все зависит от умысла, сэр, но это решит суд. Не сомневайтесь, вам предоставят возможность объясниться.

— А до тех пор?..

— Позвольте препроводить вас в Лалбазар.

— В тюрьму? Как заурядного вора?

— Нет-нет. Учитывая ваше положение в здешнем обществе, мы позаботимся о ваших удобствах и даже позволим домашнюю пищу.

Сознание медленно справлялось с немыслимым фактом: расхальского раджу арестуют и заточат в острог. Разумеется, его оправдают, но репутация семьи безвозвратно погибнет, а всех родичей, нахлебников, сына и даже Элокеши покроет несмываемый позор, после того как на глазах толпы его уведут под конвоем.