Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды, проснувшись ночью, обнаруживаю, что мужа нет. Снова засыпаю, а когда просыпаюсь, он стоит посреди комнаты, смотрит на меня и улыбается. Протягивает мне чашку кофе и кусок пирога. Помогая друг другу, снимаем влажную скомканную простыню и натягиваем на матрас, подтыкая под него углы.
Небо такое же синее, как вчера, и Д. Й. Джонссон предлагает пойти посмотреть древнюю церковь. Там пахнет сыростью, как в старом картофелехранилище. Он идет впереди меня и останавливается перед изображением молодого человека с золотистыми локонами до плеч, его руки связаны за спиной, а взгляд устремлен в небо. В теле десяток стрел.
Кладу голову Д. Й. Джонссону на плечо.
— Нельзя прикоснуться к святому и не обжечь пальцы, — говорю я.
Он смотрит на картину.
— Хотел бы я быть нормальным, Гекла. Хотел бы, чтобы я был не я.
Когда мы возвращаемся, женщина сообщает нам, что освободилась комната с видом на холмы. Говорит, что готова отдать ее нам, потому что у нас свадебное путешествие. Она сидит у телевизора вместе с мужем и когда мы выходим, и когда входим. Замечаю, что она спрашивает, не хочет ли он персик, и протягивает ему дольку на кончике ножа.
Не будите возлюбленной, доколе ей угодно
У гостевого дома маленький задний дворик с несколькими пластиковыми стульями и столом. Я иду туда со своей старой печатной машинкой, чтобы не разбудить друга, который пришел домой поздно ночью. На небе розовая полоска света и клочья белого облака, которое исчезает, когда я вынимаю из машинки первый лист.
Муж хозяйки ходит взад и вперед в белой майке и, кивнув, говорит:
— Поэтесса.
Это утверждение. Заключение. Он размышлял над этим несколько дней.
— У тебя появился цвет лица, — доносится из кровати, когда я возвращаюсь. — Высыпали веснушки. Ты становишься золотистой.
Копаясь в песочнице, я понемногу приобретаю цвет лица, написала летом Исэй. Несмотря на вечный ветер и холодное солнце. Торгерд все лето была простужена.
Дорогая моя Исэй.
Жара проникает всюду. Ночи тоже жаркие (несмотря на ледяные полы). Я попробовала разные плоды, которые дома не растут, например персики и виноград. Возможно, стану оптовым торговцем и буду ввозить фрукты для Торгерд и Катлы. (Это, конечно, очень сомнительно, пока вся валюта уходит на моторное масло для рыболовных судов.) Вчера мы ели осьминогов. Они жесткие, как резина. Я пишу по восемь часов в день. Перед тем как без предупреждения опустится темнота, самое четкое ощущение. Словно высечено из мрамора. Йону Джону удается лучше меня знакомиться с местными. Сегодня ночью мне приснилось, что в мире слишком много слов, но не хватает тел. Мы пробудем здесь, пока не закончатся деньги.
Р. S. Я получила письмо от Старкада, в котором он пишет, что узнал о хождении моей рукописи (той самой, пропавшей в море) и что некоторые ее прочитали. Я дописываю новый роман, он отличается от всего, что я писала раньше. Его вряд ли опубликуют, впрочем, как и другие рукописи.
Мир
Когда муж приходит домой, в руках у него бутылка вина. Он ставит ее на стол, достает из кармана темные очки и протягивает мне.
— Это тебе.
Стаканы он позаимствовал у арендодателя. Я закрываю книгу. У него есть новости, которыми он хочет поделиться.
— Мартин Лютер Кинг, борец за права чернокожих в Соединенных Штатах, получил вчера Нобелевскую премию мира.
Он сидел с супругами, управляющими гостиницей, и смотрел телевизор, и жена помогала ему понять. Черный, повторила она несколько раз, показывая на свою юбку. Мир.
— А ты знала, Гекла, что несколько гомосексуалов получили Нобелевскую премию по литературе?
Сельма Лагерлёф, Томас Манн, Андре Жид… — перечисляет он.
Не лобзает он меня лобзанием уст своих
— Ты читаешь Библию?
Он удивлен.
— Да, она была в ящике ночного столика.
— Ты понимаешь этот язык?
— Нет, но я знаю Песнь Песней наизусть.
Убираю книгу на место.
— Вот, получила письмо от папы, — говорю я, указывая на лежащий на столике конверт.
Он встает и идет ко мне.
— Он спрашивает, не развилось ли мое мужское начало.
Вынимаю письмо из тонкого конверта, разворачиваю.
— Пишет, что слышал об изменении в моей жизни, и спрашивает, нет ли препятствий для брака.
Я в нерешительности.
— Он говорит, что мы неправдоподобная пара.
Муж садится на кровать и закрывает лицо руками.
— Прости, — доносится его голос сквозь пальцы.
— За что простить?
— Прости, что не могу быть тем мужчиной, который тебе нужен. Что не могу полюбить женщину.
Он встает, открывает платяной шкаф, достает желтую рубашку и надевает ее. Застегивая пуговицы, смотрит на меня.
— Случается, я думаю о женщинах и их телах. О тебе. Короткое время. Потом снова начинаю думать о мужчинах и их телах.
На ложе моем ночью искала его и не нашла его
Я просыпаюсь посреди ночи и ощупью ищу мужа. Я одна. Снова засыпаю. Когда просыпаюсь утром, он лежит рядом. Одетый. Одежда та же, что и вчера. Сквозь оконные ставни пробивается день. Он встает и смотрит прямо вперед. В темноту.
Я вылезаю из кровати и открываю ставни.
Он измучен, говорит, что ввязался в потасовку. Он находился на вокзале, пришла полиция и арестовала нескольких человек в туалете.
— Ты пострадал?
Он задумывается.
— Я не могу вести себя разумно, Гекла, — говорит он наконец.
Я спрашиваю, как это происходит, когда он идет встречаться с другими мужчинами.
— Просто к тебе проявляют интерес. Только и всего. Это не сложно.
Я сажусь рядом с ним.
— Мужчины, с которыми я встречался, почти все женаты.
— Как ты?
Он смотрит на меня.
— Да, как я.
— Так что вы понимаете друг друга?
— Я даю им то, что они не получают у своих жен.
— Только ты не спишь со своей женой.
Он держится за голову обеими руками.
— Я знаю, что ничего не могу тебе предложить, Гекла.
Он встает, снимает грязные и мятые брюки и рубашку. Умывается холодной водой над раковиной в углу комнаты. Замечаю, что рассматривает мое отражение в зеркале.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.
— О тебе и твоей книге, о том, кто я в ней — главный герой или эпизодический персонаж, о мужчине, с которым встречался вчера, о маме, что она делает, и о сне, который видел ночью.