уголовные дела, некоторые даже проводили (и выигрывали) кампании по переизбранию из тюрьмы. Абхиджит и Рохини Панде обнаружили наличие следующей связи: коррупция наиболее усилилась в тех районах, где либо высшие, либо низшие касты составляли подавляющее большинство[210]. Кастовое голосование в таких районах приводило к тому, что кандидат от доминирующей касты был почти уверен в победе, даже если он был крайне коррумпирован, а его оппонент нет. Ничего подобного не происходило в районах, где население было сбалансировано.

В то же время значение, придаваемое кастовой лояльности, также позволяет местным сообществам осуществлять контроль над своими членами, зачастую явно нарушая законодательство страны. Например, кастовые панчаяты (по существу, местные кастовые объединения) во имя традиции активно сопротивлялись государственным предписаниям о сексе и браке. Так, в штате Чхаттисгарх произошел нелепый инцидент, когда местная кастовая панчаята порекомендовала четырнадцатилетней девочке, изнасилованной шестидесятипятилетним мужчиной, не обращаться в полицию по этому поводу. Когда она стала настаивать, ее избили несколько старейшин общины, как мужчин, так и женщин. Сильная община может угнетать своих самых слабых членов (вчера далитов, сегодня молодую женщину), а государство практически бессильно этому противодействовать, отчасти потому, что большинство членов общины считают, что поддержание общинного контроля соответствует их интересам. Если они подчиняются, кастовый коллектив предлагает своим членам доступ к сети поддержки и комфорта в случае необходимости, и хотя время от времени их может беспокоить зверская оборотная сторона касты, сопротивление требует мужества.

«ЧЕРНЫЙ ПАРЕНЬ ТРЕБУЕТ ПЕРЕМЕН У НАЦИИ»[211]

Этот заголовок, появившийся в сатирической газете The Onion в 2008 году, отразил значение для Соединенных Штатов предвыборной кампании Барака Обамы на пост президента. Он основан на игре слов, которая противопоставляет стереотипного чернокожего попрошайку, выпрашивающего мелочь (change), Обаме, как вдохновляющему лидеру, требующему культурных перемен (changes). Легко забыть, что между Маршем свободы и избранием первого афроамериканца президентом прошло менее 45 лет. За годы, прошедшие после движения за гражданские права, в расовых отношениях многое изменилось, причем во многом к лучшему. Всего 50 лет тому назад для Индии таким же немыслимым, как и избрание Обамы президентом Соединенных Штатов, было бы то, что президентом и премьер-министром в 2019 году стали бы выходцы из каст, которые раньше считались низшими.

С другой стороны, хотя сегодня афроамериканское население гораздо лучше образовано, чем в 1965 году, разрыв в доходах между белыми и черными мужчинами с аналогичным образованием растет и сейчас составляет целых 30 %, что больше, чем между «зарегистрированными» и другими кастами в Индии[212]. Чернокожие американцы имеют существенно более низкие показатели восходящей мобильности и более высокие показатели нисходящей мобильности, чем белые[213]. Очевидно, что это связано с широко обсуждаемым большим разрывом в уровне тюремного заключения между чернокожими мужчинами и всеми остальными[214], но также это связано и с устойчивостью сегрегации в городских районах и школах.

Несмотря на то что у белых мужчин, по-видимому, нет причин чувствовать экономическую угрозу со стороны афроамериканцев, есть свидетельства роста (или по крайней мере роста открытости) выражения антинегритянских настроений в последние годы. По данным ФБР, в 2017 году число преступлений на почве ненависти выросло на 17 %. Этот рост идет третий год подряд, начавшись в 2015 году, после долгого периода, когда число таких преступлений оставалось постоянным или снижалось. Три из пяти преступлений на почве ненависти были связаны с этнической принадлежностью человека[215]. В 2018 году на выборах в конгресс баллотировалось 9 кандидатов, которые заявляли о превосходстве белой расы или были тесно связаны со сторонниками этой идеологии[216].

НА ЭТОТ РАЗ ВСЕ ПО-ДРУГОМУ

Однако доминировать в Соединенных Штатах после выборов 2016 года стала не подозрительность к афроамериканцам, а открытая ярость против иммигрантов, которая выходит далеко за рамки чисто экономического недовольства.

Иммигранты не только «забирают» «наши» рабочие места, они также являются «преступниками и насильниками», которые угрожают самому выживанию белых. Интересно, что в США чем меньше иммигрантов живет в штате, тем меньше их там любят. Почти половина жителей тех штатов, где почти нет иммигрантов, – таких как Вайоминг, Алабама, Западная Вирджиния, Кентукки и Арканзас, – считают, что иммигранты представляют угрозу для американской культуры и ценностей[217].

Это говорит о том, что беспокойство по поводу мигрантов больше связано с идентичностью, а не с экономическими проблемами. Логика, похоже, заключается в том, что при отсутствии большого числа контактов легко представить, что те, кого мы никогда не видели, принципиально от нас отличаются.

Подобный феномен существовал и до 2016 года, но избрание Трампа позволило говорить об этом более открыто. В ходе остроумного эксперимента, подчеркивающего это, исследователи набрали группу участников из восьми темно-красных штатов[218]: Алабамы, Арканзаса, Айдахо, Небраски, Оклахомы, Миссисипи, Западной Вирджинии и Вайоминга[219]. Незадолго до выборов 2016 года участникам эксперимента был предложен финансовый стимул пожертвовать деньги антииммигрантской организации. Говоря конкретнее, исследователи попросили респондентов разрешить перевести от их имени один доллар такой организации и предложили заплатить им 50 центов, если они одобрят такой перевод. Далее участников эксперимента случайным образом разделили на две половины: одним была обещана анонимность, а другим сообщили, что им может потребоваться лично подтвердить свой выбор одному из членов исследовательской команды, то есть об их решении узнает по крайней мере один человек, с которым придется объясняться. До президентских выборов люди из второй группы были менее склонны соглашаться сделать пожертвование, чем те люди, которые могли сделать его анонимно (34 и 54 %). Но когда тот же самый эксперимент был проведен сразу после выборов, эта разница полностью исчезла! Победа того, кто открыто выражал антииммиграционные взгляды, позволила респондентам не скрывать свои пожертвования антииммигрантской организации.

Несколько обнадежить нас может тот факт, что и предыдущие волны мигрантов в Соединенные Штаты также испытывали подобное неприятие, хотя в конечном итоге оно исчезло. Так, Бенджамин Франклин не любил немцев:

Те, кто приезжает сюда, как правило, принадлежат к самой невежественной и глупой разновидности своей собственной нации <…>. Не привыкнув к свободе, они не знают, как ею пользоваться с умеренностью.

А Джефферсон считал, что немцы не способны к интеграции.

Что касается других иностранцев, то мы считаем более целесообразным не поощрять их совместное поселение крупными массами, – писал он, – где, как и в наших немецких поселениях, они долгое время сохраняют свои собственные языки, привычки и принципы правления[220].

Америка пыталась ограничить китайскую иммиграцию еще в XIX веке, и в конечном итоге она была запрещена. В 1924 году были введены квоты с целью ограничения иммиграции восточных и южных европейцев (итальянцев и греков)[221].

И все же каждая волна иммигрантов в конце концов принималась и ассимилировалась. Имена, которые они выбирали для своих детей, профессии, которыми они занимались, то, как они голосовали, что они покупали и ели, – все это стало совпадать с местным населением. В свою очередь, местные жители принимали некогда иностранные имена и еду: Рокки стал американским героем, а пицца вошла в число основных продуктов питания.

Подобное происходило и во Франции. Когда-то французы отвергали итальянцев.