Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результаты этого исследования трудно согласовать с концепцией Беккера и Стиглера о согласованности и стабильности предпочтений. Кажется очевидным, что то, как эти группы думали о себе (и других), было продуктом в значительной степени эфемерных социальных конструкций «спортивного интеллекта» и «естественных способностей» и их предполагаемой связи с расой.
ВЕСТИ СЕБЯ КАК БЕЛЫЙБеккер и Стиглер хотели бы, чтобы мы держались подальше от социального контекста, стоящего за предпочтениями, но социальный контекст продолжает возвращаться. Мы обладаем предпочтениями не только в отношении того, что есть или где жить, но и в отношении того, с кем мы должны проводить время.
Мы избегаем тех, к кому относимся с подозрением, и переезжаем в те районы, где больше таких как мы. Подобная сегрегация, в свою очередь, воздействует на жизненные возможности и порождает неравенство. Когда район в основном бедный и черный, он также получает меньше ресурсов, и все это оказывает длительное влияние на жизнь детей, которые там растут. Когда в период с 1910-х по 1970-е годы чернокожее население Соединенных Штатов стало переселяться в белые города Севера, что потом получило название Великой миграции, белые начали уезжать, часто оставляя после себя плохие школы, ухудшающуюся инфраструктуру и меньше возможностей для трудоустройства[236].
Черные районы становились все беднее, все более заброшенными и подверженными преступности и все менее благоприятными для экономического успеха. Шанс чернокожего ребенка перейти из нижнего в верхний квинтиль распределения доходов гораздо ниже в районах, покинутых белыми во время Великой миграции, чем в других[237]. Очевидно, что это объясняется многими причинами, но одна из них заключается в том, что люди сознательно и бессознательно начинают играть по правилам своего района. Насилие становится нормой в районе, где его ожидают, точно так же, как обучение за пять лет, вместо необходимых четырех, является нормой для студентов бакалавриата Массачусетского технологического института.
Сила этих норм была проиллюстрирована интересным экспериментом, в ходе которого группе старшеклассников в Лос-Анджелесе, в основном латиноамериканского происхождения, была предложена возможность записаться на бесплатную подготовку к экзамену SAT[238]. Первой группе школьников, отобранных случайно, было сказано, что их выбор останется тайной, тогда как школьникам из другой группы сообщили, что он может стать известным всем. В классах для отстающих вторая группа школьников была менее склонна, чем первая, записываться на курс подготовки (61 % против 72 %), вероятно, потому, что они не хотели, чтобы их друзья узнали, что у них есть академические устремления.
На самом деле происходящее можно объяснить c помощью народной теоремы. Возможно, от старшеклассника действительно отвернутся все друзья, если они узнают, что он ботаник, и также из социальной группы будет исключен любой, кто заговорит с ним. Не случайно, что подобная норма закрепилась именно у школьников из латиноамериканской общины, где есть традиция сопротивления нормам белой культуры, которая имеет свои основания. Похоже, что эти латиноамериканские мальчики и девочки опасались «вести себя как белые». Подобное опасение имеет глубокие корни в их истории. Мы никогда не слышали об азиатских детях из Соединенных Штатов, которые избегали бы своих друзей за то, что они слишком усердно учатся. В мире Беккера – Стиглера, где нормы являются нормами только потому, что люди им следуют, не существует причин, по которым латиноамериканские школьники иногда не оказывались бы трудолюбивыми, а азиаты – бездельниками. Именно история и социальный контекст, по-видимому, направляют нас к одной норме, а не к другой.
НАЧНЕМ СПОРИТЬ О ВКУСАХ[239]Чтобы изучить способ, которым социальный контекст оказывает на нас влияние, исследователи из Цюрихского университета провели эксперимент с группой банкиров, попросив их подбросить монетку десять раз и отчитаться в интернете о полученных результатах[240]. Им сказали, что если число орлов (или решек) превысит некоторое пороговое значение, то за каждого дополнительного орла (или решку), о котором они сообщат, им будет выплачено по 20 швейцарских франков (около 20 американских долларов). При этом никто не проверял, правильно ли они отчитываются, что создавало очень сильный стимул к мошенничеству.
Ключевое сравнение проводилось между теми, кого до начала эксперимента спрашивали об их любимом виде досуга, подчеркивая их роль как «обычного» человека, и теми, кого спрашивали об их профессиональной деятельности, эффективно подчеркивая их идентичность в качестве банкиров. В результате те, кому напомнили об их профессиональной роли, сообщали о гораздо большем количестве орлов, настолько большем, что это не могло быть чистой случайностью. Предполагаемый уровень мошенничества вырос с 3 % для тех, кто думал о себе как об обычных людях, до 16 % для тех, кто думал о себе как о банкирах.
Дело было не в том, что банкирам проще разобраться, как преуспеть в игре, так как банкирами были все участники эксперимента, а их идентичность подчеркивалась случайным образом. Но напоминание о профессии, похоже, пробудило в участниках эксперимента другое моральное «Я», более склонное к обману.
Иначе говоря, представляется, что люди ведут себя так, как будто бы обладают несколькими личностями, каждая из которых имеет свои предпочтения. При этом та личность, которая принимает решение в конкретной ситуации, определяется контекстом. В швейцарском эксперименте контекстом было то, видел ли человек себя банкиром или нет, но в жизни часто именно люди, в окружении которых мы находимся, школы, в которые мы ходили, то, что мы делаем на работе или отдыхе, клубы, к которым мы принадлежим, и клубы, к которым мы хотели бы принадлежать, формируют нас и формируют наши предпочтения. Мы, экономисты, в нашей верности стандартным предпочтениям, очень старались держаться от всего этого подальше, но становится все более очевидным, что это безнадежная задача.
МОТИВИРОВАННЫЕ УБЕЖДЕНИЯКак только мы признаем, что наши убеждения и даже то, что мы считаем своими самыми глубокими предпочтениями, определяются контекстом, очень многое встанет на свое место. В этом отношении важный вывод был сделан в работе о мотивированных убеждениях Нобелевского лауреата Жана Тироля и Ролана Бенабу[241]. Они доказывают, что важный шаг к пониманию убеждений заключается в том, что их не стоит воспринимать слишком буквально. Наши убеждения о себе отчасти формируются нашими эмоциональными потребностями; мы чувствуем себя ужасно, когда разочаровываем самих себя. Эмоциональная ценность, которую мы придаем убеждениям о себе, также приводит нас к искажению наших убеждений о других; например, поскольку мы хотим защитить себя от наших собственных предрассудков, мы выражаем их на языке