пугают чокнутые, кому за счастье пролить настоящую благородную кровь. Так сказать, отплатить за свои беды болью тех, кто живет припеваючи.

Таких психов, готовых винить более успешных людей, всегда хватало. Это не те, кто просто побубнит и позавидует немного, а настоящие отморозки, втыкающие ножи во всех, кто хоть немного лучше. Мужчины, женщины, дети, им уже не важно. И что страшно, считают себя вершащими справедливое деяние.

Я просто пер по главным дорогам, а где не было – по прямой… Чья территория меня мало волновало.

Чуть ли не целование в задницу и жизнь без проблем более десятилетия сыграли злую шутку с моим восприятием мира. Надо было быть осмотрительнее. И я буду, в следующий раз.

- Кстати, - привлек внимание дед. – Дайки снижен в должности. За свою халатность и потакание твоим капризам. Он раньше сопровождал товары аж до пятидесятых Районов. Мог бы хоть слово против сказать, знаю, ты бы прислушался. Но мозгов не хватило. Таким в лидерах делать нечего. Ближайший год будет на воротах стоять.

За судьбу почти приятеля после путешествия было обидно. Но я промолчал. Потому что справедливо, а я не дите, по таким поводам еще спорить. Серьезная должность, все-таки, не старшего дворника до дворника понизили.

И не смотря на язвительность деда, правда в них есть. Дайки конечно очень верный мужик, но… Не самый острый инструмент в сарае, это да. Он и не командовал почти, все само собой шло или приказы отдавал я сам. Если в таком ключе, то дед прав.

Но все равно обидно и стыдно, когда за твои косяки страдают другие.

- Чего щуришься, дырку не проглядишь, - хмыкнул дедушка. – Я не передумаю. Итак мягко наказал. Или хочешь, чтобы все как у Кланов? Мне разок меч поднять не трудно.

- Нет, - быстро выдавил я. - Спасибо за милость, дедушка.

Там все жестко. За простые ошибки, два предупреждения – уволен. За такую, как поставить жизнь хозяина под угрозу – смерть. Без фанфар и красивого гроба, башку на деревянную колоду и одним ударом голову с плеч. Тело свиньям.

Если повезет и есть много прошлых заслуг, дадут право на почетное самоубийство. И похоронят, как полагается.

В Обществе Душ вообще отношение к смерти особое. Не очень-то ее и боятся, зная, что это не конец по-настоящему. Больше боятся потерять честь или погибнуть страшным способом. Пасть Пустого – худший из исходов.

Да, сам Пустой может быть очищен клинком шинигами и отправлен на перерождение. Но его прежние жертвы?.. Это замалчивают, но там уже нечему перерождаться. Страшнее сдохнуть только от стрелы Квинси.

В общем, Дайки за то, что нужных советов не давал, убивать никто не собирается. Вот и хорошо. Постоит год на воротах, а потом может опять дослужится до главы стражников поместья. Второй раз тот же путь проходить легче.

В такие моменты я действительно рад, что мы обычная в среде благородных семья. Без необходимости соблюдать все эти жестокие на мой взгляд правила и традиции. Иногда надо, конечно, но в целом, все по-человечески.

- Еще опустишь руки, я туда свежих дров подкину, - пригрозил дед. – Спину ровно держи.

Хитрость не удалась, вернулся в положенную позу под неприятный скрип в локтях.

- Еще минуток двадцать и пойдем на другое упражнение, - благодушно сообщил суровый старик, обмахиваясь веером. – Как раз в водичке остынешь, тебе понравится.

Мурашки побежали по спине от такого обещания. А то, что это далеко не конец, только прибавило отчаяния. Сейчас я готов дать себе прошлому по башке и за шкирку притащить домой раньше на неделю, лишь бы не испытывать сейчас таких тренировок на грани пытки.

- Ничего-ничего, - усмехается дед. – Ты потей побольше. Это из тебя гадость всякая выходит, что ты по лесам с выпивкой жрал.

Я только стиснул зубы и посопел носом недовольно, но рот не разинул. Был во всем этом и один забавный момент.

За всем с самого начала наблюдал из-за угла входа в полигон белобрысый пацан, в глазах которого застыл ужас и страх. Но он не переставал смотреть, как свидетель жуткой аварии не может оторвать взгляд от происшествия.

Кенсей, долго живший, считай, на улицах, нахватался вульгарных выражений и часто плевался словами, подобающими бывалому моряку. Мои уши не выдержали этого долго и за каждый раз, когда я ловил его за грязный язык, обещал день тренировок по методам моего дедушки…

Мне не сложно понять сейчас его ужас. Я бы сам боялся. Хе-хе-хе. Даже в моей голове смех показался жутким.

От моего взгляда пацан задрожал и скрылся, убежав. Но я все помню. Девять дней Ада, мальчик, девять дней. Не одному мне страдать!

Все равно, пока Маширо на попечении Четвертого Отряда, ему делать нечего. Бродит тут и там без дела, со смурной мордой, будто подругу не на лечение, а на казнь увели. Ну, ничего, я его взбодрю.

Только мысли, что я могу мучить кого-то еще по методам деда, внушала в меня оптимизм в такие моменты. Частенько я за всякие мелочи приказывал стражникам тренироваться со мной в дни самостоятельной подготовки, когда деда не было.

Но когда мы выехали за пределы охраняющих территорию стен, я на все забил и предвкушал отдых. Теперь очень жалею. Так плохо возвращаться к такому после долго отдыха. Такое ощущение, что стонут не только мышцы, но и кости, и кости их костей и их кости тоже стонут. Вот как!

- Не могу…больше.

Руки обмякли. Я уже предвкушал боль от падения рожей в угли. Резкий звук сюнпо. Пинок деда в живот сместил траекторию и я покатился по песку, плюясь от того что в рот попало. Мышцы пресса свело от боли и затошнило, будто вместо ноги старика меня бык лягнул.

- Неплохо, - насмешливый старый голос. – Ты продержался еще почти тридцать минут вместо двадцати. Хвалю за рвение.

Я просто лежал и дышал. Вне пространства над углями воздух такой свежий и чистый. Над моим телом медленно поднимается парок, а на коже белеет соль от высохшего пота. Это было адское наказание. Я бы лучше на горохе день на коленях стоял.

- А теперь…

Крепкая, цепкая рука схватила меня за щиколотку. Дед с легкостью, как котенка потащил мою несопротивляющуюся тушу по песку.

- …начнем настоящую тренировку!

Я задергался! Точнее, пытался дергаться, но сил не осталось! И тело так высохло от жара, что на слезы влаги не