Вар стоял перед дверью и сквозь стеклянное окошко смотрел в палату.

С ума сойти. Джолин восседает на кровати рядом с Велика-Важностью, прямо под плакатом «Уважаемые посетители! Просьба НЕ сидеть на кроватях». Между ними стоит банка чипсорешков, обе запускают в неё руки и хрустят так, словно их месяц не кормили.

Он открыл дверь.

— Точь-в-точь как бекон! — радостно объявила Велика-Важность, держа чипсорешек в свеженаманикюренных ноготках цвета фуксии. Она подмигнула Вару и похлопала по кровати — мол, садись.

Вар принципиально сел на стул.

— Ты разминулся с Ритой, Вар. — Велика-Важность слизнула с губы крошку. — Как раз мог бы выяснить то, что тебя интересовало.

Вар уставился на свои колени.

— Я с ней поговорил, — сказал он уклончиво.

— О, хорошо. И?

Вар сжал губы. Посмотрел на Джолин, потом на дверь.

Велика-Важность похлопала Джолин по руке.

— Сделай мне одолжение, ладно, дружочек? Пойди разыщи Франклина и скажи ему, что мне не помешало бы второе одеяло.

Джолин побежала выполнять поручение. Велика-Важность повернулась к Вару.

— И?

Он вцепился в подлокотники так, что пальцы побелели.

— И да, она была на меня сердита. И поделом. Ты плохо себя чувствовала, а я оставил тебя одну и пошёл в бассейн. И мне очень стыдно. Но почему ты мне не говорила, что у тебя диабет?

Велика-Важность стала разглядывать свои наманикюренные ногти.

— Она на меня больше не сердится, — продолжал Вар. — Теперь она сердится на тебя.

— Я так и думала.

— Это же всего-навсего диабет, ради всего святого. А не Чёрная Смерть.

Велика-Важность кивнула в знак согласия.

И тогда он понял.

— Это мама запретила тебе говорить мне, да?

— Она не хотела, чтобы ты волновался, пока был в Сансет-Палмс. Ей и так было не по себе оттого, что пришлось отправить тебя туда на лето.

— Но мне там нравилось! А мама обращается со мной как с маленьким ребёнком.

Велика-Важность развела руками — мол, что я могу сделать.

— Да уж, она тебя оберегает, это точно.

Вар поднял взгляд на монитор над кроватью. Экран был чёрным и безмолвным. Хорошо, что бабушке больше не приходится доказывать, что она жива. Но всё равно он чувствовал себя ужасно.

— Если бы я знал, я бы что-то делал, Велика-Важность. Я бы тебя оберегал…

— Да, Вар, конечно. Я в этом уверена. Просто, понимаешь, твоя мама… — Велика-Важность откинулась на подушку. — Зато, гляди, у меня два новеньких суставчика, и скоро я смогу плясать. Так что всё это уже не важно.

Но это было важно.

— Почему ты мне не сказала?

Мама захлопнула папку с бумагами и подняла на Вара удивлённый взгляд.

— Не сказала что?

Вар стоял напротив неё, с другой стороны стола. В животе у него ныло.

— Что у Велика-Важности диабет.

— А. Это. Просто есть вещи, о которых детям знать не обязательно, вот и всё.

— Я не ребёнок! И я должен был знать. Я же у неё жил.

Она снова раскрыла папку.

— Не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. Сейчас-то ты уже дома.

Вар потянулся через стол и закрыл её бумаги ладонью.

— Я-то дома, а вот Велика-Важность — нет. Она упала из-за сахара в крови. Если бы ты мне сказала, я бы за ней присматривал, этого бы не случилось.

Тут его кольнула ужасная мысль.

— Это об этом ты жалела, да? В то первое утро, когда я спускался по лестнице, я услышал, как вы с папой разговариваете. И ты сказала, что тебе жаль, а папа сказал, что ты же сама не хотела. Ты жалела, что не сказала мне, правда?

Мама отвела взгляд.

— Конечно нет. Нет. Хотя теперь, если оглянуться… Но это неважно. — Она прижала палец к одной-единственной слезе в уголке глаза.

Эта единственная слеза пронзила Вара — не как сотня стрел, может, всего лишь как двадцать-тридцать, трудно подсчитать, когда истекаешь кровью, — но договорить было необходимо:

— Для меня это важно, потому что я чувствую, что это я виноват. И для Велика-Важности это важно. Если бы ты мне сказала, то, может быть, она сейчас была бы дома. Может, ей не потребовалась бы никакая операция.

Она вытерла глаза и еле заметно улыбнулась.

— Очень сомневаюсь. Ей давно уже нужна была замена суставов.

— А. Ну тогда ладно. Но мне одиннадцать с половиной. Если ты будешь меня от всего ограждать, я просто не выживу.

— В смысле?

— Меня расплющит. Если я не начну жить в реальном мире, жизнь наедет на меня и раздавит.

После этих его слов у мамы сделался такой испуганный вид, что Вар сам за неё испугался.

Та кассирша в «Греческом рынке» сказала тогда, что всё растёт и вырастает таким, как нужно. Вар чувствовал, что именно это сейчас и происходит. Он сел за стол напротив мамы.

— Мама, я не маленький. Ты очень хорошо меня оберегала и от всего защищала, но теперь я вырос и стал сильным.

Внезапно, первый раз в жизни, Вар твёрдо понимал, кто он и что делает. Сейчас он нигде не витал. И ни по какому течению его не несло. Он выпрямился на стуле.

— Я — человек, который ведёт целеустремлённую жизнь.

— Целеустремлённую?

— Целеустремлённую. И моя цель — борьба с несправедливостью. — Всякий раз, оказавшись перед лицом несправедливости, вступай с нею в бой — пункт восьмой. Всегда сражайся за Правоту и Добро, против Несправедливости — пункт двенадцатый. — Я хочу с ней бороться. Исправлять. И в этом я весь в тебя.

— В меня?

— Да, в тебя! Ты с утра до вечера исправляешь всё самое плохое. И любишь свою работу.

— Ты прав, — сказала она после короткой паузы. — В жизни случается много плохого. И я это ненавижу. А исправлять и правда люблю.

— Так перестань скрывать от меня плохое. Лучше начни учить меня исправлять.

Мама поставила локти на стол и подпёрла ладонями подбородок. И посмотрела Вару прямо в глаза.

— Хорошо. Первое: нужно найти тот кусочек проблемы, с которым можно что-то сделать.

— Как это — кусочек?

— Исправить можно не всё. Но… — Она похлопала по папке. — Вот, к примеру, сегодня утром. Приходит женщина, в отчаянии: муж сбежал, бросил её с тремя детьми. По-английски она говорит плохо, работает уборщицей неполный день, троих детей на это не прокормишь. Что я могу сделать? Вернуть ей мужа я не могу. Найти ей другую, высокооплачиваемую работу тоже не могу. Но я отвела её в наш благотворительный фонд, где бесплатно дают продукты, и записала на наши вечерние курсы английского. И со временем её жизнь наладится.