Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галатин с облегчением смирился: видно, не судьба, и продолжал носить свой привычный серый кардиган, который на протяжении последующих лет уже не менял своего вида. Так с некоторыми людьми бывает: им будто всегда тридцать или всегда сорок, и это тянется долго, зато и старятся они иногда в одночасье, и тяжело это переживают.
Однажды, оказавшись в торговом центре по какому-то делу, Галатин почти машинально свернул в магазин мужской одежды и увидел двойника своего кардигана, только белого цвета, с другим рисунком вязки, не на молнии, а на пуговицах, но ворот с мехом, тоже белым. Выглядело эффектно и празднично. Галатин задумчиво осматривал его, не снимая с вешалки, а продавщица, доброжелательно-высокомерная дама лет пятидесяти, спросила: «Может, вы что-то попроще ищете?» Галатин слегка смутился, чувствуя себя перед этой дамой подростком, а то и ребенком. Это свойственно многим мужчинам его поколения и объясняется тем, что редкие походы с мамой в магазин для советских детей были событиями значительными, а все продавщицы казались такими же, как мама, взрослыми тетями. А может, дело и не в поколении: мир, открытый в детстве, для всех остается ярко памятным, и сколько человек ни живет, ему взрослыми, старшими кажутся все продавщицы и продавцы, учителя, врачи и милиционеры, они же полицейские. Галатин, скрывая смущение рассудительностью здравого человека, знающего, что он хочет, ответил: «Нет, мне нравится, но вот если бы черный».
«Черный все носят, — заявила дама. — А белый — это надо смелость иметь. Вы наденьте, и он вам сам все скажет».
Галатин надел, и ему очень понравилось.
Понравилось и всем другим — и Жене, и папе с мамой, и детям, это тогда еще было, когда вся семья была цела, и на работе, и даже одна кассирша в магазине спросила, где он такой купил.
Через неделю выяснилось: кардиган быстро пачкается, особенно на рукавах и на вороте, везде появились не просто катышки, а прямо-таки небольшие меховые валуны, похожие на перекати-поле, которые под курткой сминались, вытягивались в мохнатые сосульки, Галатин срезал их бритвой и ножницами, они тут же появлялись опять. Галатин сдался, повесил убогого красавца в шкаф, надел прежний.
Последнюю попытку сменить его Галатин предпринял уже после смерти мамы и Жени. То есть ничего он не предпринимал, все вышло опять случайно: торговый центр, магазин, куда зашел мимоходом, обаятельнейший продавец с ухватками бойкого кутюрье, который убедил Галатина, что ему нужен не вязаный кардиган и не с воротом до шеи, а кардиган-пиджак, с пуговицами и в талию, что будет эффектно при такой замечательной фигуре. Хороший шарф, правильно повязанный, создаст дополнительный эффект. И продавец сам повязал на шее Галатина пестрый шарф, соорудив замысловатый узел в виде банта, да еще всучил фуражку, назвав ее не фуражкой, а кепи, надел на голову Галатину, сдвинул на бок и воскликнул: «Чистый Париж, неужели сами не видите?» И Галатин увидел: да, стильно. И купил. Дома надел, встал перед зеркалом, вошел отец, посмотрел, сказал: «Цирк! Клоуном собрался работать?»
И Галатин понял: да, цирк.
Пиджак, шарф и кепи, не использованные, оказались в шкафу вместе с другими неудачно купленными вещами, а старый кардиган был придирчиво осмотрен и признан вполне годным, и, когда Галатин надел его, показалось, что оба вздохнули с облегчением, и владелец, и кардиган: муки выбора кончились.
Может, превращение в ковбоя произошло еще и потому, что там, у манекена, до Галатина дошло, что он напрасно искал что-то похожее на прежнее. Нужно совсем другое. Вот и перелицевался, сразу почувствовав, что это — его, это ему нравится больше всего, как бы ни смотрели и что бы ни говорили окружающие.
Но сейчас особая ситуация: надо одеться не только для дороги, а и для Алисы, в ветхом кардигане он будет совсем-совсем дедушкой, не примерить ли забытый пиджак? Галатин надел светлую рубашку, достал из шкафа пиджак, достал и шарф, не стал вязать замысловатых узлов, просто закинул один конец за спину, надел и кепи, не скособочивая, а прямо, и только после этого встал перед зеркалом, чтобы сразу увидеть готовую картину. И картина показалась вполне достойной. Немного похож на журналиста из американских фильмов про двадцатые годы, но в целом смотрится прилично и умеренно оригинально. Галатин тщательно свернул пиджак и рубашку, аккуратно поместил в пакет и уложил в чемодан на колесиках, любимый свой неубиваемый чемодан с металлическими уголками, купленный когда-то в Хельсинки, где он оказался с одной московской рок-блюзовой группой, позвавшей его вместо заболевшего музыканта.
В дорогу же лучше всего надеть старого друга, которому почти четверть века: и удобно, и привычно, и практично, и тепло. Плюс та самая серая куртка и те самые черные ботинки, которые Галатин предал в ковбойском магазине, но сохранил. И зимняя шапочка-нахлобучка лыжного фасона, в каких все сейчас ходят, начисто забыв про меховые шапки-треухи, которые в советское время были красой и гордостью каждого мужчины. Все вернулось на круги своя, хотя, глядя на себя в зеркало перед выходом, Галатин отметил, что выглядит постаревшим лет на десять. Зато неприметно и не вызывает вопросов.
Он закончил укладку чемодана, протер фланелью гитару — решил взять ее, чтобы поиграть для Алиски, закутал, как всегда делает в холодное время, поместил в кофр, после этого поговорил с отцом, втолковывая ему то, что тот наверняка через пять минут забудет, зашел к тете Тоне, попрощался, тетя Тоня перекрестила его и просила не беспокоиться. Благословленный таким образом, Галатин поехал к Виталию. Затратил на дорогу больше часа, но все равно был на месте около семи вечера, за час с лишним до выезда.
Виталий, стоя на подножке, что-то делал в кабине, оглянулся на входящего в ворота Галатина, увидел кофр, спросил:
— Петь для меня будете?
— Не пою, только играю.
— Ясно. Можно в кузов, у меня там крепеж, ничего не побьется.
— Чемодан поставьте, а гитару в кабину. Есть место?
— Да полно!
Виталий поставил чемодан в кузов и прикрепил его к борту двумя прорезиненными шнурами с крюками, а кофр отнес в кабину и сунул на спальное место за креслами. После этого пригласил в дом, где представил жену