Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ковалев Олег Александрович.
Костя не стал уточнять, что значит это имя для меня. Просто принял к сведению.
— Хорошо. Завтра, здесь в это же время. И вали из города, ради Бога. Незачем тебе тут оставаться.
На этой ноте и расстались.
* * *
В подъезде меня вдруг прихватило. Да так основательно, что ноги отказались идти. Я, держась обеими руками за стеночку, практически дополз до лестницы и грузно осел на ступени. В голове, вытесняя все человеческие мысли прочь, долбилось сознание птицы. Кричало, требовало внимания.
Пришлось почти полностью отключить собственное я, дать власть верной птахе. Я погрузился в ее мысли, вновь стал смотреть на мир ее глазами.
И сразу увидел Льва. Тот сидел в своем кабинете — прямой, как палка, злой как черт. Я приказал птице взлететь, осмотреть двор. В свете фонарей увидел, как внизу суетятся холуи. Как выносят из подвала криво свернутый ковер, грузят в багажник четверки.
Сердце мое заледенело. Мне было прекрасно известно, что обычно покоится внутри таких свертков. Видел не раз и два в первой жизни. Последние крохи сомнения исчезли без следа.
Я загнал птичье сознание на второй план. Сгоряча позабыл про лифт, ринулся на улицу бегом, по лестнице, перепрыгивая через ступени. Правда, у самых дверей взял себя в руки, притормозил. Из подъезда вышел спокойно. Кто его знает, вдруг Костя сейчас глядит на меня в окно. Незачем ему лишняя информация к размышлению.
До кармана, где Влад припарковал машину, дошел, сгорая от нетерпения. Едва не совался на бег. Забрался в салон, прикрыл дверцу, уже там, внутри, дал волю эмоциям, почти крикнул:
— Гони, срочно домой. Мне книга нужна!
— Чего сразу гони? — Пробурчал парень. Машину, впрочем, завел.
— Лев вернулся, — пояснил я, — он сейчас один в кабинете.
— Да я не про то, — Влад вырулил со стоянки в соседний двор, — домой-то зачем? Здесь все сделать нельзя?
— Нельзя, мне книга нужна. А мы ее с собой не взяли.
Машина проехала дом до конца и остановилась у пустыря.
— За всех не говори, — хмыкнул Влад. — Ты не взял, а я очень даже…
Я не дал ему договорить, на эмоциях схватил за грудки, чем поверг в легкий шок. Прокричал одно слово:
— Где?
— В багажнике, — он высвободил ворот своей куртки. — Ты чего нервный такой? Случилось что?
— Потом.
Я распахнул дверь, выскочил наружу, как черт из табакерки, подбежал к багажнику.
— Я ее там пакетом прикрыл! — Выпалил вслед Влад.
Книга обнаружилась сразу. Она словно слышала мое нетерпение. Страницы нервно дрожали. По переплету бежали багровые искры. Не успел я дотронуться, как бабкино наследство распахнулось мне навстречу само.
Я не стал прятаться. Завершил все прямо здесь. Для начала усадил птицу на ветку возле самого окна. Потом положил ладонь на полыхающую страницу и беззвучно, одними губами прочел заклятие.
А потом стал смотреть.
* * *
Поначалу не было никаких спецэффектов. Не было звуков, зловещего смеха, шепота на ухо. Ничего. Даже свечение книги подугасло. Потом я заметил крохотную искорку уже там, возле окна кабинета.
В искре этой не было ничего от крылатого огненного пса. Маленький огонек, излучающий едва заметный свет. Он с потрясающей легкостью пронзил стекло, перетек внутрь комнаты и приземлился на пол уже вполне узнаваемым Соломоном. Пес гавкнул. Лев дернулся, вскочил, забегал глазами по комнате, увидел источник шума, сменился в лице и моментально сложил два и два.
— Сереженька, мальчик мой! — Прошипел он, отчего-то задрав лицо к потолку. — Где ты? Покажись, дорогой!
— Не хочу, — подумал я, — обойдешься.
— Не хочу, обойдешься, — проговорил пес Серегиным голосом.
Лев побледнел и плюхнулся на кресло. Рука его потянулась куда-то под стол, обратно вынырнула уже с пистолетом.
Нам с Соломоном стало весело. Пес рассмеялся. Лев нажал на курок. Выстрела я не услышал. Осечка? Магия? Кто ж его знает…
Барин жал на курок. Раз за разом. Вхолостую, бесполезно. Потом психанул и запустил оружием в призрачного пса. Пистолет пролетел насквозь, бухнул в стену под окном. Соломон снова гавкнул. И тут Лев зарыдал.
— Ты же сдох, скотина. Я точно знаю, сдох. — Причитал он, глотая слезы.
— Я пришел, — сказал я, — чтобы поменяться с тобой местами.
Соломон моментально повторил мои слова.
Лев неожиданно разъярился:
— Да что ты можешь, шарлатан! Да я таких, как ты…
Он казался совсем безумным. Я не стал дожидаться конца его речи, приказал псу:
— Сделай, что должен и уходи.
Соломон меня понял. Он превратился в живое пламя, ринулся к «доброму барину», окутал его со всех сторон алым саваном, обнял. Тот даже не шевельнулся, не закрыл глаза, не закричал, не попытался спастись. На лице его появилась маска обреченности.
И пусть я, как и любой врач, не первый раз был свидетелем смерти, только впервые я был ее виновником. От осознания этого мне было… никак. Я смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляд. И ужасался собственному безразличию на этот счет.
Чуть позже жадное пламя скрыло происходящее от моих глаз, выросло до самого потолка, поглотило всю комнату, уперлось в стекло, навалилось…
Птица забилась в истерике, взмыла ввысь. Я не смог ее удержать. Последнее, что увидели птичьи глаза — это то, как окно будто выгнулось наружу, страшно медленно взорвалось, разлетелось по саду стеклянным дождем.
А потом меня просто вытряхнули из крылатого вместилища, не сказав до свидания. Я очнулся на сидении Владовой пятерки — ошалевший, пришибленный, дезориентированный до такой степени, что не смог понять, где нахожусь и что здесь делаю. На коленях лежала раскрытая книга.
— Где я? Кто я? Распоследний домовой на всю округу… — Тут же всплыло в голове из мультика про Кузьку. Мысль я озвучил вслух.
Влад нервно заржал, сказал:
— И не мечтай даже, пока всего лишь машинный.
Я глянул на него, потом в темноту за окном, потом опустил взгляд на книжные страницы. Соломона там не было. Это меня расстроило. Почему-то казалось, что пес непременно вернется в гримуар, что навечно останется моим помощником.
Я закрыл глаза, попытался собрать мысли в кучу, облечь их в четкие, логичные слова и задал мысленный вопрос:
—