Джери сошел на землю, расплатился с извозчиком и полез расталкивать толпу, с помощью роста и силы пробивая путь к стражникам. Один из них его узнал и дал пройти, отмахнув сальникам, которые уже вскинули на Джери немигающие глаза – отверстия в слепках воска, с блеском убийства внутри. За кордоном улицу обильно припорошило пеплом, выгвоздило в комках красно-белой слизи, Джери не сразу распознал в них ошметки плоти сальников, отсеченной у разбитых восковых людей какой-то невероятной силой. Некоторые обрубки корчились и как будто отодвигались от пламени, но он не мог утверждать – и не хотел разбираться, – просто ли текли они под уклон по мере подтаивания или в расчлененных кусках до сих пор теплилось некое мерзкое подобие жизни.

Улица Желаний стала полем битвы.

Воска натоплено по колено. Всю восточную часть пожрал огонь, дома оголили черные скелеты. Алхимическая пожарная слизь сочилась, жгучая и едкая, из курящихся руин, собиралась в лужи и озерца с ручьями расплавленного воска. Все продукты алхимии перемешивались и стекали в сливные люки. Несколько фигур в костюмах алхимиков ковыляли по пожарищу, как цапли по болоту, – несли ручные кадила со слизью, выискивали тлеющие угли. Сюда каменных людей не пригнали, отрешенно подумал Джери, не так опасны последствия, как у Башни Закона? Или в эту часть города не хочется заносить заразу?

На полпути вдоль по улице располагалась огромная дыра – или кратер. Воронкой от взрыва она не выглядела. Более походило на то, что нечто проломилось под улицу и выцарапало себе путь в подземелья канализации. Еще горячие края дыры дымились, жижа пузырилась на обугленных, развороченных булыжниках. Сквозь открытую дверь можно было заглянуть внутрь одного из крайних к яме домов. Стражник стоял на коленях на полу перед красной кучей ошметков и разгребал ее своей служебной дубинкой, содрогаясь в спазмах всякий раз, когда выуживал оттуда лицо. При тусклом освещении Джери наверняка не различал, но готов был биться об заклад, что сечка из людской требухи нарублена теми же клинками-косами, которые располосовали сальников.

Он шел дальше. Из прохода послышался тонкий плач. В конце аллеи на ступеньках сидели двое. Молодая девушка в ночной сорочке, с плащом стражника поверх плечей. Она рыдала и цеплялась за спутника, тощего парня в темных одеждах. Когда он увидел Джери, то отстранился от девушки, выскользнув из объятий. Обнаружив, что они не одни, она всхлипнула, вытерла нос и попыталась успокоиться. Убрала руки с лица, и Джери подметил на ее лбу здоровый рубец, словно ее огрели булавой.

Мирен. Сын профессора. Неудивительно, что девица в слезах, раз ищет утешения у этого ледышки.

– Что случилось? – спросил Джери.

– Отца арестовали. – Мирен произнес это как ни в чем не бывало, ничуть не тревожась. – Он велел вас найти. Хочет вас видеть.

– Кто его арестовал? Дозор или?.. – У сальников нет власти проводить аресты, по крайней мере официально. Они – запасное подкрепление стражи, созданное предотвращать преступления и поддерживать порядок, ничего большего. Но половина городских сальников наверняка сейчас собрана вокруг этой пары улиц либо растекается лужами под ногами.

– Дозор.

– Хорошо. Что произошло? Знаете?

Девушка поднялась со ступеней, но прежде, чем успела вымолвить слово, Мирен был рядом, внезапно участливый и полный заботы. Он усадил ее обратно и мягко заставил молчать. Потом Мирен поднял взгляд на Джери и покачал головой.

– Меня тут не было, когда все началось. Какое-то чудовище, как поток черной жижи.

Что это за херня, подумал Джери. По неведомым сверхъестественным угрозам его дежурным осведомителем был Онгент, однако профессор в каталажке. Он пометил в уме справиться у Дредгера, когда выпадет случай.

– А что с той воровкой? – Он едва не ляпнул «Тай», но Онгент просил не упоминать об этом кусочке ее истории, а сальник слышит, что твоя летучая мышь.

– Он-на сбежала, – заикаясь, проговорила Эладора и задрожала. – Я не знаю, куда. Мою сумку украла, – обидчиво добавила она.

– Я посмотрю, где эта дама может прятаться, – скороговоркой произнес Джери. Девица Тай – ничтожная мелочь по сравнению с опустошением на улице, но все равно это раздражало. Он отпустил ее под опеку профессора, им с Онгентом обоим отвечать за ее будущие проделки. Вероятно, улизнула обратно к Хейнрейлу, выклянчивать очередную работу, или же опять смылась в море с утренним приливом.

Назад, на главную улицу. Пожары в основном удалось оцепить, и сальники – и быстрые, и мертвые – уже растаяли, одни устремились в сточные канавы, другие – в ночную темень. На посту стояли лишь несколько взволнованных стражников. Черные клобуки собирали покойных, пожарные смывали слизь.

Стража не пустила его в профессорский дом. Ладно, там и так никого. Профессора забрали в крепость дозора, на мыс Королевы. Джери подвезли туда на одном из служебных фургонов. Толпа в основном рассосалась, но в воздухе витало нездоровое напряжение, раствор паники и возбуждения тек по венам города. Сон горожан потревожен. Как непомерных размеров животное с каменными жилами и нервами из живых людей, Гвердон шатался из угла в угол, испытывая пределы своей клетки. Этой ночью будут новые происшествия. Может быть, драки в порту. Потасовки и грабежи в кабаках особенно, раз большинство сальников носятся по крышам Дола Блестки. Или хуже – если народ посчитает, что на улице Желаний состоялся подрыв очередной бомбы.

В крепости Джери не дали повидаться с профессором. Он обхаживал лестью, просил об услуге, угрожал – впустую. Даже старые друзья не помогли. Расстроенный, он вышел на внутренний двор остудить голову – и получил ответ. Карета с гербами знатного дома Дроупов. Дроуп – член парламента. Дроуп – в кармане у алхимиков. Из разговоров с Келкином Джери знал, что только одно вытащит Дроупа после полуночи в кварталы городской черни – приказ гильдии алхимиков. Алхимикам нужно было поговорить с Онгентом прежде всех остальных.

Джери проскочил назад внутрь, нашел укромную лавочку в комнате ожидания и прилег. Сон пришел легко и беззаботно. Тысяча вопросов по-прежнему мельтешит в голове, но теперь перед ним открытый бой, на котором нужно сосредоточиться. Сосредоточиться и победить.

Даже топот по крепости стражников и задержанных после беспорядков в порту бунтарей его не разбудил.

Скользит, съезжает по сырым от дождя булыжным мостовым, спускается к бухте. Кари держится задворок, воровских тропок, остерегается больших улиц. Мимо постоянно пробегают сальники, скачут с крыши на крышу на пути к Долу Блестки. Огни страшил, мчащихся по тревоге, горят ярко, и тени сгорают при их приближении, и Кари приходится приседать к земле либо вжиматься в стену, не то ее обнаружат. Правда, этой ночью у сальников другое занятие. Над городом грохочет гром.

Веретенщик за ней не погнался. Он до сих пор бьется с сальниками. Она молила всех богов, каких знала: пусть оба кошмара сведут друг друга на нет, черная слизь против восковой плоти, пусть бесформенные формы кромсают и секут друг друга, покуда их не смоет дождь. Это не ее забота. Не ее город. Каждый шаг близил ее к морю, к новой жизни. В Гвердон и из него постоянно ходят суда. Прибывают на баржах беженцы с краев, изуродованных Божьей войной, и идут обратно фрегаты с наемниками и военными химиками, ищущими сбыт своего товара. Мощные зерновозы прибывают из Севераста и его солнечных равнин, меха и янтарь несут суда из Варинта, плывут купцы из Паравоса и Закатных земель.