На какой-то момент он принял ее, полностью раскрывшись, она буквально почувствовала, как они превращаются в одно целое. Его боль это ее боль, и она с радостью делила ее.

— Лин… — С глухим стоном он зарылся лицом в ее волосы, что-то шепча, какие-то непонятные слова, где смешались отчаяние и желание.

Но ей не нужны были никакие слова. Она чувствовала по рукам его желание так же, как чувствовала боль его сердца. Желание разрывало его, как трещина пересохшую землю. Он нуждался в ней. Он хотел ее. Только с ней он мог обрести покой, без которого жил так долго. Она прижалась еще сильнее, давая почувствовать, что готова отдаться ему.

Но, вздрогнув, Брук отпрянул. У Линды вырвался возглас протеста, словно оторвали часть его тела.

— Нет. — Лин положила руки ему на грудь, пытаясь ощутить удары его сердца. Ей необходимо было чувствовать его сердце, словно это давало ей жизнь. Без этого она не могла существовать. — Ты хочешь меня. Я чувствую это.

— Естественно, я хочу тебя, — резко отозвался Брук. — Как я могу противостоять тебе? Ты жаркая, как солнце, а я, словно замерзшее бессмысленное существо, стремящееся к твоему теплу.

— Что здесь плохого? — возразила она и взяла его за руку. — Я люблю тебя, Тони, — в порыве призналась она, не думая, как это звучит, и насколько уязвимой делает ее это признание. — Я хочу быть тем теплом, что согреет тебя.

Какое-то время он молчал. Затем с глухим стоном привлек девушку к себе. Руки скользнули по спине вниз. Она чувствовала его твердый член, в готовности напрягшийся под мягкой тканью брюк.

— Мы согреем друг друга, — прошептал Брук, обеими руками чуть приподнимая ее бедра и крепко прижимая к себе. — Ты чувствуешь огонь, Лин? Мы оба горим.

Дрожь ожидания пронзила ее, словно огненная стрела. Бездыханная, она кивнула, поднимая лицо ему навстречу. Его поцелуй с солоноватым привкусом выдавал и жар, и жажду. Она застонала от горячего прикосновения губ, в ней нарастала ответная жажда, словно некая пустота, требующая заполнения.

Энтони снял с нее свитер, и темные волосы рассыпались по голым плечам. Затем расстегнул юбку, и она бесшумно упала на пол, как капля воска с горящей свечи. Он поднял освещенное пламенем нагое тело и бережно положил на диван.

Она наблюдала, как он раздевается, завороженная сдерживаемой мощью, сквозящей в его движениях. В предвкушении желание комочком свернулось в ней. Казалось, все ее мышцы скрутились в спираль, которая с каждым вдохом закручивалась все сильнее.

Что с ней происходит? Она никогда не ощущала ничего подобного. Ее охватила дикая, рвущаяся наружу и жаждущая удовлетворения страсть, столь сильная, что она едва могла дождаться, когда он склонился к ней. Ответ она узнала. Как ни безумно это звучит, каким невероятным ни кажется, она любила этого красивого, мрачного и одинокого человека. Она не предполагала даже, что способна любить так сильно. Меньше чем за неделю его счастье стало важнее собственного.

Удивительно, но, предлагая себя, она не думала о счастье. Просто она хотела его так же неистово, как он ее.

Наконец он освободился от одежды, и она залюбовалась его красивым, источающим силу телом. Со вздохом она потянулась к нему, ее пальцы пробежали по гладкой горячей коже, а он ласкал ее мягкими, поглаживающими движениями. Она застонала, когда он коснулся напряженных сосков, и не могла сдержать крик, когда его ищущие пальцы опустились к низу ее живота.

Что-то мощное медленно закипело в глубине ее существа, инстинкт подсказал ей, что охватившие ее чувства не найдут выхода, пока он не разожжет вспыхнувшую искру. Она прижалась к его телу, но этого было недостаточно. Ей нужно было больше, чем прикосновения, она хотела слиться с ним, стать частью его.

Ласково она сомкнула пальцы на твердом члене. У Брука вырвался низкий громкий стон, и он накрыл Лин всем телом. Она раскрыла бедра навстречу его горячему пульсирующему члену.

Ему стоило огромных усилий сдержать себя, его мышцы дрожали от напряжения, но он сумел медленно и осторожно войти в нее. Она задохнулась, вцепившись ему в руки, но боль оказалась краткой, как вспышка спички, — ослепительной, горячей, пронзительной… но краткой.

Когда он вновь стал двигаться внутри нее, она уже не чувствовала боли, только огонь страсти. Крики, рвущиеся с ее губ, выдавали полыхавший внутри огонь, и в ответ он задвигался быстрее и настойчивее. Он двигался и двигался, ускоряя темп, все сильнее разжигая пламя, пока оно не поглотило все ее чувства: она ничего не видела, ничего не слышала и не чувствовала, только пламя, сжигающее ее.

Она прильнула к нему, чувствуя, что приближается к некому пику, неистовому, нестерпимому. И вдруг волна непереносимого блаженства накрыла ее, пламя страсти взметнулось к самому небу, она закричала, и перед ее глазами вспыхнул огненный шар, рассыпавшись миллионами сверкающих искр.

Прошла целая вечность, пока они пришли в себя и смогли разговаривать, смеяться, нежно лаская друг друга. В изнеможении она лежала в его объятиях и изо всех сил боролась со сном, чтобы продлить это странное ощущение всепоглощающего счастья. Тони нежно поглаживал ее плечи, смахивая выступившие на них бисеринки пота.

Поленья в камине догорели, и в куче золы тлели красные угольки. В окно глядела полная луна, повисшая прямо над покрытыми льдом верхушками деревьев.

— Смотри, — сонно сказала Лин. — Какая красивая луна.

Она почувствовала, как он кивнул.

— Рождественская луна. Так называла ее Джейн, — отозвался Брук. — Однажды мы читали такую сказку. Там говорилось, что если стоять под рождественской луной с человеком, которого любишь, то никогда с ним не расстанешься.

Линда ответила не сразу. Ее пронзило острое сожаление, что такие прекрасные сказки не всегда сбываются. Джейн и отец, который сильно любил ее, смотрели вместе на рождественскую луну, но судьба отняла дочь. И очень скоро… может быть, даже завтра, Брук и Грейс тоже расстанутся, и каждый из них вернется к своим делам и к своей жизни.

И все же сейчас Энтони говорил о Джейн спокойно, чего не было еще несколько часов назад.

— Вот видишь, — мягко сказала она. — Ты был не прав. — Она прикоснулась к его колючему подбородку. Тони не брился уже два дня, с тех нор как отключили электричество. — У тебя есть счастливые воспоминания о дочке.

Она почувствовала пальцами его улыбку.

— Да, есть, — согласился он и поцеловал ее в голову. — И за это я должен благодарить тебя.

— Не за что, — ответила она, заливаясь горячим румянцем, вопреки здравому смыслу. Но у нее не было сил сохранять здравый смысл. Утомленное тело требовало отдыха. Веки отяжелели и медленно закрылись. Сон накрыл ее, словно волна, накатывающаяся на теплый берег во время прилива.

Наверное, она уже спала. Потому что, когда сквозь ресницы она посмотрела на елку, ей показалось, что на ней загорелись разноцветные лампочки. Синие, зеленые, красные и желтые огоньки мелькали и переливались на ветках елки.