Грейс кивнула.

– Он хотел познакомиться с ней поближе, поэтому выгнал меня.

– И это ему сошло с рук?

– Я хочу, чтобы он с ней подружился. Полюбил ее. Мне хочется, чтобы весь мир ее полюбил. Может, тогда я смогу ее защитить.

– Разумно.

– Это от отчаяния, – покачала головой Грейс. Она хотела пройти мимо, но Килмер схватил ее за руку. – Нет. Не смей.

– Я смогу ее защитить, Грейс. Хочешь знать почему?

– Пусти.

– Потому что люблю ее. Она меня зацепила.

– Ты ее не получишь.

– Ради всего святого, я уже говорил, что не собираюсь отнимать у тебя дочь. Но почему ты не можешь позволить мне хотя бы то, что позволила Доновану? – Пальцы Килмера сильнее сжали ее руку. – Позволь мне общаться с Фрэнки, не опасаясь, что ты запаникуешь и уведешь ее. Твоя логика должна распространяться и на меня. Чем сильнее я ее люблю, тем лучше буду стараться ее защитить.

Какая уж тут логика, когда речь о нем. Одни чувства.

– Это… другое. Слишком много преград.

– Тогда сломай их, – хрипло сказал он. – Сломай все преграды. Ты знаешь, как это сделать. Я не утверждаю, что секс может все прояснить в наших отношениях, но он может нас сблизить и поможет взглянуть на проблемы под другим углом. Черт, о чем это я? Если мы будем так близки, я не смогу думать ни о чем, кроме того, что мы делаем. – Килмер разжал пальцы. – Не знаю, может, я использую Фрэнки, чтобы затащить тебя в постель… Надеюсь, я все-таки не такой сукин сын. – Он отвернулся. – Может, ты и права. Может, меня нельзя подпускать к Фрэнки.

Такого Килмера Грейс еще не приходилось видеть. Он всегда так уверен в себе. Она вдруг почувствовала симпатию, смешанную с отчаянием. Сначала он поразил ее вспышкой сексуальной энергии, а потом вывел из равновесия и заставил жалеть его.

– Ради бога, я не говорю, что не хочу подпускать тебя к Фрэнки.

Килмер выжидающе смотрел на нее.

– Я сказала, что не хочу… – Она двинулась по коридору к своей спальне. – Только не сбивай ее с толку. Она к тебе сильно привяжется, а потом ты ее бросишь. Ей и так досталось.

– Что ты ей говорила об отце?

– Ничего. Сказала, что совершила ошибку, но готова ее повторить, если у меня будет еще один такой же замечательный ребенок.

– И никого не винила?

– Почему я должна тебя винить? Я была взрослой и сама сделала выбор. Я себя не выгораживаю. Сама виновата. – Она открыла дверь. – Но ты устранился.

– Это жестоко.

– Лучше, чем не видеть первых шагов Фрэнки. Не слышать ее первых слов, не петь ей колыбельную. Ты не поймешь.

– Нет, я понимаю.

Она оглянулась и замерла, увидев его лицо. Возможно, он понял, чего лишился, и теперь страдает. Тогда, девять лет назад, ей иногда открывался настоящий Килмер, скрывавшийся за внешней невозмутимостью. Она восхищалась им, даже преклонялась, как перед героем, любила его тело, и ей нравилось все, что он с ней делал. А если бы она знала его по-настоящему? Что бы она выбрала: веру в отцовскую любовь или слово Килмера?

Прищурившись, он вглядывался в ее лицо.

– Грейс…

Она поскорей зашла в спальню и захлопнула дверь. Потом закрыла глаза и прислонилась к двери спиной. Ее тело словно таяло. Сердце билось сильно и быстро. Это безумие нужно прекратить.

Нет, невозможно. Пока она живет под одной крышей с Килмером, видит его каждый день. И нет никаких сомнений, что им с Фрэнки придется оставаться здесь до тех пор, пока опасность не минует. Она не может избавиться от Килмера, а при каждой их встрече напряжение только растет.

Нужно не обращать внимания. Придумать себе занятие. Проводить время с Фрэнки.

Грейс вдруг вспомнила взгляд Килмера перед тем, как она улизнула в спальню. Грубый, откровенный, горячий и такой притягательный… Она запаниковала – потому что словно смотрелась в зеркало.

Боже, надо научиться не обращать на это внимания.

– Кого ты любишь больше, Цыганку или Дарлинга?

Фрэнки, чистившая лошадь, подняла голову и увидела Килмера, прислонившегося к воротам стойла.

– Одинаково. Нечестно иметь любимчика. Лошади могут почувствовать и обидеться.

– Понятно, – улыбнулся Килмер. – А в глубине души?

Фрэнки задумалась.

– Понимаешь, они разные. Цыганка спокойная и ласковая, а Дарлинг нервный и… забавный. Я люблю обоих. Здорово, если бы Дарлинг оказался здесь.

– Но ведь у тебя и так полно дел. Музыка, Цыганка.

– Для друзей время всегда найдется. – Она снова взялась за скребок. – Но у меня мало друзей.

– Почему?

– Я не люблю то, что любят другие дети. Они считают меня странной.

– Это тебя беспокоит?

– Немножко. Иногда. С лошадьми все нормально. Многие дети в Таланвиле ездят верхом. Но очень мало кто играет на музыкальных инструментах, а музыку вообще никто не слышит.

– А ты бы отказалась от музыки ради друзей?

– Не говори глупостей.

– Это нужно понимать как «нет»?

– Музыка во мне. Я не могу ее остановить. И она заставляет меня чувствовать… не знаю… как будто я парящий орел или Дарлинг, когда он прыгает… – Она покачала головой. – Нет, Дарлинг боится, а я не боюсь музыки. Никогда не видела лошади, которая любит музыку.

– А я, кажется, видел.

Фрэнки подняла голову.

– Где?

– В Марокко. Две лошади. Твоя мама их тоже знает.

– Она мне никогда не рассказывала.

– Маме бы не хотелось видеть тебя верхом на какой-нибудь из них. Это гром и молния. Но когда ты видишь, как они скачут, то вспоминаешь о музыке…

– Гром и молния… Чайковский?

– Или Шопен.

– Хотелось бы мне их увидеть.

– Возможно, когда-нибудь и увидишь.

– Как их зовут?

– Их называют Пара. Ни разу не слышал других имен.

Фрэнки решительно покачала головой.

– Раз мама их видела, значит, дала им имена. Она говорит, что у каждой лошади должно быть имя. Если у них есть душа, должно быть и имя.

– Ну, если она их как-то и назвала, то мне не рассказывала. – Килмер улыбнулся. – И ей бы не понравилось, что мы их обсуждаем. Я уже говорил: ей бы не хотелось видеть тебя рядом с ними. Явно неподходящая компания.

– Мама не разрешает мне садиться на некоторых лошадей, но мне можно смотреть на них и обсуждать их. Мама говорит, главное – подружиться с лошадью. – Девочка погладила Цыганку. – Она всегда так делает. Работает и работает, пока лошадь ее не полюбит.