в нескольких метрах от себя. Он тоже отлично справляется. В мою сторону никто не смотрит.

Я отлипаю от бортика и присоединяюсь к семье Громовых.

— Виктория Андреевна, вы что, не умеете кататься? — спрашивает Ксюша.

— Умею, но не так хорошо, как ты, — улыбаюсь малышке. Она довольно смеётся. А Каролина, как обычно, пронзает меня высокомерным взглядом. — Здравствуйте, — говорю ей приветливо.

— Давай с нами наперегонки, — хитро прищурившись, предлагает Каролина.

— Это плохая идея, — вмешивается Владимир. В его голосе — сталь.

Ксюша же приходит в восторг.

— Мы будем медленно ехать. Виктория Андреевна, держите меня за руку, так вы не упадёте.

— Будешь меня страховать? — протягиваю малышке ладонь.

— Да! Как вы меня на велосипедах.

Что ж, ладно. На Каролину не смотрю, мне нужно за ногами следить, равновесие держать и ещё быть осторожной, чтобы Ксюше случайно не навредить. Мы проезжаем весь каток, я с каждой секундой чувствую себя увереннее.

— Кажется, дальше я сама справлюсь, — обращаюсь к Ксюше. Не хочу, чтобы она себя в чём-то ущемляла. Пусть катается так, как ей нравится.

— Хорошо. Я буду за вами следить.

Ксюша возвращается к маме, я же перевожу дыхание у бортика, а затем выезжаю обратно в центр катка. Честно говоря, ощущаю себя лишней. А Каролина с Владимиром — очень красивая пара. Интересно, есть хотя бы малейшая вероятность, что они помирятся? Некоторые люди способны простить измену. Для меня это странно, однако в жизни и не такое бывает.

Задумавшись, я забываю о безопасности и вздрагиваю, когда прямо на меня едет Каролина. Отталкиваюсь правой ногой, но что-то идёт не так, и я теряю равновесие. Падаю на лёд, морщусь от боли в колене.

— Всё в порядке? — насмешливо интересуется Каролина.

— В полном.

— Незачем на каток идти, если ты такая неумеха. Или надеялась на помощь моего мужа? — язвит она.

— Как вы, Виктория Андреевна? — тормозит возле нас Ксюша.

— Отлично. Пойду немного отдохну и снова вернусь.

— На сегодня хватит, — заявляет Владимир. Протягивает мне руку, и я, подавив смущение, касаюсь его ладони.

— Но мы и часу здесь не провели! — возмущается Каролина.

— Можешь дальше кататься, тебя никто не заставляет уходить, — парирует Владимир.

— Ксюш, ты же не хочешь уходить? — обращается к дочке Каролина.

Малышка неуверенно мотает головой.

— Всё хорошо, правда, — говорю я как можно убедительнее. — И вообще мне нужно сестре позвонить, так что я вас в кафе подожду.

— Хорошо. Я тебя проведу, — роняет Владимир.

Каролина фыркает и отъезжает от нас. Машет Ксюше рукой. Малышка растерянно смотрит на меня, виновато улыбается, а затем догоняет маму.

— Мне не нужна ваша помощь, — поворачиваюсь к Громову. Он мои слова полностью игнорирует. Хватает меня за руку, кивает в сторону выхода. Его прикосновение настолько же ледяное, как и взгляд.

Я выдёргиваю ладонь, как только мы покидаем каток. Присаживаюсь, стаскиваю с себя коньки. Нога болит, но не сильно.

— Вы снова нашли повод, чтобы оставить Каролину наедине с Ксюшей? — мой голос сочится иронией.

— Нет. Не все мои действия продиктованы желанием насолить Каролине.

Владимир садится рядом. Слишком близко. Наши бёдра и плечи соприкасаются.

— Спасибо. Но я поеду домой. Катание на коньках должно быть семейным развлечением, мне здесь не место.

— Уверена? — кажется, он спрашивает совсем о другом. Его близость пьянит, я из последних сил держусь.

— Не очень. Но так будет правильно. Понимаете?

— Да. — Владимир встаёт и бросает взгляд на мою ногу. — Болит?

— Уже нет. Не беспокойтесь обо мне, это лишнее.

Я выхожу из торгового центра и жадно дышу холодным осенним воздухом. Совершать правильные поступки вошло у меня в привычку. Тогда отчего на душе-то так паршиво?

В дом Гордеевых я захожу обессиленная, с ноющей ногой и полным бедламом в голове. Не уверена, правильно ли я поступила, оставив Владимира вместе с Каролиной. Вдруг они действительно помирятся? В теории такое возможно, но одна мысль об их воссоединении отзывается острой болью в груди.

Тогда я потеряю хорошую работу и больше никогда не увижу Ксюшу. И Владимира. Между нами ничего толком не было, он быстро меня забудет. Даже не сомневаюсь в этом.

— Вы так быстро вернулись, — встречает меня Елена Леонидовна.

Совсем забыла, что она здесь. Киваю и выдавливаю из себя некое подобие улыбки. Я уже сто раз успела пожалеть о своём решении. Сидела бы сейчас рядом с Ксюшей, отражала бы нападки Каролины и ловила на себе редкие взгляды Громова. А вместо этого приехала в чужой дом и еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться на глазах у домработницы.

— Ксюша с Владимиром Романовичем ещё на катке. Я решила не мешать их семье.

— Какой семье? — не понимает меня Елена Леонидовна.

— Громовых. Владимир, Каролина и Ксюша, — объясняю я. Иду на кухню, включаю чайник.

— Да нет там никакой семьи. И не было никогда, — доверительно произносит Елена Леонидовна. Она достаёт чашку из шкафчика, насыпает листовой чай и заливает его кипятком. На её лице отражается искренняя забота.

— Что вы имеете в виду?

Елена Леонидовна и себе чаю наливает, садится напротив меня и голову набок склоняет.

— Я же у Владимира почти восемь лет работаю. Ксюшу ещё совсем маленькой помню. Очень талантливый ребёнок, она говорить рано начала, и читать. Я её многому учила, пока нянек не было. Да и потом тоже. Меня домработницей наняли, еду там готовить, дом убирать, а я дополнительно воспитанием Ксюшки занималась. Владимир мне щедро доплачивал. А вот Каролина… Нехороший она человек.

Не понимаю, почему Елена Леонидовна вдруг решила со мной пооткровенничать, но слушаю внимательно.