– Я знаю, что говорю! – сверкнула глазами Анна. – Потому и пришла к тебе в ночь, чужих глаз сторонясь, да Машку напугала, чтобы она в свою дыру забилась и ухо к дверям не лепила. Муж твой, знаю, на аэродроме сегодня новый самолет к полету готовит, ночевать не придет… Так что никто наш разговор не подслушает. Не за себя прошу, за Ветку! Пропадет ведь девка в сиротском приюте. Как пить дать, пропадет!

– Да что же я сделать могу? – пробормотала в замешательстве Полина Аркадьевна. Цыганка порывисто схватила ее за руку и горячо зашептала, обдавая обомлевшую женщину черным пламенем глаз.

– Возьми Ветку к себе, Полина! Возьми! Пусть с тобой живет, под твоей фамилией! Так ты ее спасешь, и я за тебя и мужа твоего молиться буду! На том свете молиться буду! Православная я, никогда от веры не отступалась, так что дойдут мои молитвы до Господа, непременно дойдут!

Цыганка выхватила из-за ворота платья золотой крестик и истово его поцеловала.

– Да как же я ее в семью возьму? – изумилась Полина Аркадьевна. – Мужу что скажу?!

– А тут все просто, – перешла на шепот цыганка. – У тебя сестра на Полтавщине померла, дочка у нее осталась. Ты ведь ее к себе взять хотела, так?

– Да, так! – согласилась Полина Аркадьевна. – И муж уже согласие дал, раз Господь нам до сих пор своих детей не послал… Только вот Веточка тут при чем?

– А при том, что… ты поклянись мне, Полина: если приедешь ты на Украину, а племянница твоя померла, то оформи Ветку по ее документам, – предложила цыганка. – И Ветке хорошо, безопасно, и тебе с мужем радость и утешение… Ветка девка хорошая, не оставит тебя в старости.

– Подожди, Анна! – в смятении воскликнула Полина Аркадьевна. – Почему это племянница моя умереть должна? Откуда ты знаешь?

– Может, и не должна… Только всякое бывает, Полина! Ты мне поклянись, что Ветку спасешь, коли племянницу свою живой не застанешь, – жестко сказала цыганка. – А коли иначе обернется, так твоей вины нет. Клянись! Крест целуй!

И цыганка ткнула в лицо Полины Аркадьевны свой нательный крест. Та было растерялась, но тут же опомнилась. Действительно! Раз вся семья сестры вдруг померла в одночасье, значит, там эпидемия. Разумеется, советские газеты об этом не пишут, но просто так целыми семьями не помирают. А Алеша очень ребенка хочет, и если в скором времени ребенок у них не появится, то Алеша может и новую женщину себе с горя найти. Так что если она не привезет племянницу для удочерения с Украины, то тут совсем плохо станет: племянница, какая-никакая, а родная кровь жене. А совсем чужого ребенка из детдома брать Алексей отказался наотрез. Так что ничего она, Полина, не теряет, а даже обретает надежную гарантию: коли не удастся племянницу удочерить, так вполне можно Веточку за племянницу выдать. Никто из знакомых Веточку не видел, так что обман не раскроется. И Полина Аркадьевна решилась!

– Клянусь! – твердо сказала она и решительно прижалась губами к еще хранящему тепло тела цыганки нательному кресту.

* * *

Спустя две недели Полина Аркадьевна приехала в Полтаву, но в детском доме ее племянницы Елизаветы Пилипко, сироты, 1925 года рождения, не оказалось: три дня назад ее в тяжелом состоянии увезли в больницу. Полина Аркадьевна сломя голову помчалась в больницу и там узнала, что сегодня утром от двухстороннего воспаления легких девочка умерла. Полина Аркадьевна поговорила с врачом и следующим днем уехала обратно в Москву с метрикой покойной девочки на руках. На Киевском вокзале ее встретила Анна Михай с внучкой Елизаветой, Веточкой. И имена совпадали! Полина Аркадьевна усмотрела в этом перст судьбы, обняла девочку и повела ее с собой. На площади ее ждала служебная машина, присланная мужем. Полина Аркадьевна вместе с девочкой уселись на заднее сиденье, через противоположную дверцу в салон машины проворно протиснулась цыганка. Шофер удивленно оглянулся, но Полина Аркадьевна сказала ему:

– Это моя знакомая, довезем ее до дома. Она живет недалеко, в Авиационном переулке.

Шофер кивнул и плавно тронул машину с места.

– Ветка все знает, все будет делать как ты скажешь, – коротко сказала цыганка. – Предупреди мужа, что девочку нельзя расспрашивать о ее прошлом: у нее голова от переживаний повредилась, врачи еле выходили. Понятно?

Полина Аркадьевна покорно кивнула. Она была рада и согласна на все условия: наконец у них с Алексеем будет ребенок!

– Теперь самое главное, – перешла цыганка на шепот. – Смотри!

Она развернула лежавшую на ее коленях белую тряпицу, и Полина Аркадьевна с глубоким изумлением увидела лежавшее там ожерелье, словно сотканное из золотых цепочек, соединяющих полтора десятка разнокалиберных и разноцветных камней в золотых оправах. Самый большой голубой камень размером чуть меньше перепелиного яйца составлял центр композиции.

– Это ожерелье передается по наследству в нашем роду уже пятьсот лет, – сказала цыганка. – Это единственное из золотых украшений, которые мы вывезли из Румынии. Цыгане все, что наживают, обращают в золото. Но при обыске у нас отобрали все, кроме этого. Да и бог с ним, с золотом… Главное – не золото, а то, что делает это ожерелье. Оно хранит всех женщин нашего рода. Береги его и никогда ни при каких обстоятельствах с ним не расставайся – иначе сама погибнешь и Ветку погубишь. А когда Ветке исполнится девятнадцать лет, отдашь ей его. Понятно?

Испуганная Полина Аркадьевна торопливо кивнула.

– Тогда возьми! Храни ожерелье, и Господь сохранит вас с Веткой!

Цыганка вышла на пересечении Авиационного переулка с Ленинградским шоссе. Больше Полина Аркадьевна ее не видела. Она попробовала узнать о судьбе Анны и ее арестованного сына. Цыганка исчезла бесследно и никто не знал: где она и что с ней. Но судьбу ее сына Томы Полине Аркадьевне удалось узнать через знакомого высокопоставленного офицера НКВД. Несчастный отсидел два с лишним года в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), а затем против него возбудили новое дело, этапировали в Ленинград, где он и был 25 ноября 1937 года приговорен Особым Трибуналом Управления НКВД по Ленинградской области к расстрелу. Приговор привели в исполнение на следующий день.

Муж Полины Аркадьевны Алексей Демешкевич тепло принял девочку. Тихая и скромная черноглазая Вета с шапкой вьющихся черных волос обещала вырасти в настоящую украинскую красавицу. Они, как и большинство советских людей, которых не коснулись репрессии и голод тридцатых годов, жили счастливо до того рокового летнего дня 1941 года, который одним махом перевернул и искалечил судьбы миллионов.

Гитлеровцы приближались к Москве, Полину Аркадьевну и Вету отправили в эвакуацию. В эвакуации жили бедно и голодно. Но самое страшное случилось, когда Вета заболела и врач сказал, что девочке нужно диетическое питание. А его можно было достать только за большие деньги на черном рынке. И Полина Аркадьевна решилась. Достала из заветной шкатулки платок с ожерельем и отправилась на рынок. Она уже видела фанерную будку, в которой сидел часовщик, через которого за золото и драгоценности можно было достать любые продукты. И вдруг кто-то цепко ухватил ее за подол платья.