покрытый густой шерстью. Он ел полоску сырой буйволятины. Его глаза были белыми от слепоты. Когда Шиес подошел к кругу зрителей, его остановил крошечный человек с расщепленной губой.

"Вы желаете войти, мистер?"

Шиес кивнул.

"С вас пенни".

"Я не собираюсь платить ни вам, ни кому-либо другому за торговлю этими бедными душами".

Мужчина нахмурился, но отвернулся, напуганный гораздо более крупным Шиесом. Он поправил галстук и прочистил горло.

"Что ж, мистер, — сказал он, — тогда вы не можете пойти посмотреть на этих уродов".

Шиес прошел мимо него, и маленький человек не попытался его остановить. Шиес маневрировал в толпе с небольшой добротой, отталкивая мужчин плечами. Некоторые ворчали, пока не оборачивались и не видели его — тогда их рты оставались закрытыми. Когда он подошел к клетке мальчика, мужчина почти такого же роста, как Шиес, подошел и положил руку на замок.

"Вам лучше просто уйти", — сказал он с южным акцентом.

"И вам лучше отпустить этого ребенка. И женщину тоже".

Мужчина ухмыльнулся гнилыми зубами. "Не могу, мистер. Эти двое принадлежат мне и моему партнеру, понимаете? Мы купили их и владеем ими".

Шиес сжал кулаки. Он слишком хорошо знал, каково это — быть собственником человека. Сейчас он был вольным человеком, но с рождения был рабом у владельца плантации по имени Джон Шис. В семнадцать лет его продали индейцу чоктау, одному из многих мужчин из Пяти цивилизованных племен, владевших африканскими рабами. Этого человека звали Талако, но в более зрелом возрасте он носил более "цивилизованное" имя Уоллес Игл Стоун. Шиес пробыл у Стоуна четыре года, прежде чем Стоун освободил его по обету. Стоун не знал, что к тому времени его четырнадцатилетняя дочь тайно влюбилась в Шиеса и еще более тайно ушла с ним. Она отказалась от имени Сара и вернулась к имени Нижони, которое дала ей мать. Будучи межрасовой парой, Шиес и его жена знали, что такое, когда на них глазеют и высмеивают, точно так же, как сейчас этих уродцев.

"Я заберу этих обоих от подобных вам", — сказал Шиес.

"Только через мой труп".

"Вы можете сделать это по-своему".

Мужчина усмехнулся и откинул пальто, чтобы показать пистолет на боку.

"Я не боюсь ни одного ниггера", — сказал он. "Ты просто боишься этой железки на поясе".

"Ты проклятый дурак. Разве ты не видишь эту толпу, полную женщин и детей? Ты бы выстрелил здесь из пистолета?"

"Да плевать я на них хотел".

Часть толпы уже отступила, а те, кто был более склонен к "резиновому оскалу", подошли ближе. Шиес носил пистолет "Кольт" и не побоялся бы использовать его даже против белого человека, если бы не его семья. Он больше не был одержимым. Он повесил эту шляпу и надел ковбойскую ради своих детей. Было бы опрометчиво с его стороны вступать в перестрелку с кем бы то ни было, но он был быстр и уверен в своих силах. Он не сомневался, что сможет завалить этого карни, если дело дойдет до перестрелки. И он не собирался бросать этих пленников. Но он не стал бы вытаскивать свое оружие в такой близости от невинных людей.

"Снаружи", — сказал Шиес. "Если только ты не слишком желтый".

Человек выхватил пистолет, Шиес схватил его за запястье и прицелился вверх и в сторону. Выстрел пробил верх брезентового тента, и толпа разбежалась, как огненные муравьи. Другой рукой Шиес ударил под челюсть карниста, отчего тот прикусил язык, и кровь хлынула у него между зубов. Шиес вывернул предплечье карниста, и его пистолет упал в грязь. Он посмотрел в сторону входа в палатку, чтобы убедиться, что напарник карни не подкрадывается к нему, но маленький человечек убежал вместе с остальной толпой. Шиес отшвырнул пистолет, вытащил карни из палатки и перевернул его на бок, чтобы он не захлебнулся собственной кровью. Он схватил кольцо с ключами, принадлежавшее тюремщику, вернулся под шатер и отпер клетку мальчика. Ребенок струсил. Шиес не спеша разговаривал с ребенком на низких, успокаивающих тонах, пока тот не позволил Шиесу взять его на руки и понести, прижав лицо мальчика к груди Шиеса, словно защищаясь от жестокости, которую он знал всю свою жизнь.

Двухголовая девочка смотрела на него, ее рот был мокрым от слюны, глаза затуманены слезами. Она издавала гортанные звуки, не в силах говорить. Шиес увидел, что у нее вырван язык. Он взял ее за руку и с облегчением увидел, что она может идти. Когда он выводил их из палатки, к ним подошла женщина.

"Куда ты идешь с ними?" — спросила она.

"В женский монастырь вон там, в Хоупс-Хилл. Сестры сделают все как надо, окажут им медицинскую помощь, дадут теплую постель и еду".

Лицо женщины осунулось. "Вы же не думаете, что у этих существ может быть нормальная жизнь? Они не лучше животных".

Шиес поднял подбородок. "Забавно. Я думал о вас то же самое".

ГЛАВА XV

СЕРДЦЕ ПУЛЬСИРОВАЛО В его руках.

Гленн сидел без рубашки на краю прохода, глядя на горный склон и заснеженную долину внизу, где черные птицы прыгали между голыми ветвями деревьев в призрачном балете. Река, казалось, пульсировала в такт с сердцем Джаспера, ее воды были неспокойными там, где она погружалась в камни. Гленн глубоко вдохнул холодный, чистый воздух.

Сердце Джаспера обливалось черной кровью, и капли впитывались в руки Гленна, его тело наэлектризовалось от этого величия. Колдовство, не похожее ни на одно из тех, что он когда-либо испытывал, заставило его руки задрожать, и он изо всех сил старался не уронить его.

Это была долгая ночь после долгого дня, и мужчины спали, но Гленн был слишком раздражен, чтобы присоединиться к ним во сне. Наконец-то устрашающая сила, которую он искал, была его. Теперь ему просто нужно было это понять. Он не был тем колдуном, каким был Джаспер Терстон; по крайней мере, пока. Он будет учиться, потому что Джаспер будет учить. Сама магия научит. Слизь, вытекающая из сердца, больше не была кровью; это был ихор, водянистые выделения из ран богов. Когда