она просочилась через его поры и проникла в вены, глаза Гленна потемнели, а затем полностью почернели и провалились в череп. Он ослеп, но не испытал от этого никакого страха. Ему казалось, что он погружается в сон, но он знал, что это не так.

Сложность неестественных цветов поднималась из этой темноты в психоделических лучах, а за ними тянулись луковичные существа, чуждые этому миру. Они казались почти водными, их тела были воздушными, как у медуз, придатки гладкими и бескостными, скользящими, как электрические угри, по гобелену этого полуночного измерения. И когда они проходили мимо, воздух вокруг Гленна исказился, как волны жара на дне пустыни. Его тело увлажнилось. Волосы у него на спине встали дыбом.

Клубящееся множество трупов проплывало мимо каждого уголка его поля зрения. Хотя многие были слишком изуродованы, чтобы казаться людьми, Гленн знал, что это так. На каждом холодном, мертвом лице была красная пентаграмма света, такая же, какую молодые оборотни видели на лбах или ладонях своих следующих жертв. Но эти жертвы уже были похищены — похищены самим Гленном. Возможно, сотня трупов. Мужчина и женщина, молодые и старые. Они были расчленены и обезглавлены, наполовину съеденные его же клыками. Вид их не вызвал у него никаких угрызений совести, только шевельнулось в животе желание большего. Он почти чувствовал вкус мяса на своем языке. Мимо проплывали посеревшие останки сломленных женщин, и чресла Гленна перекатывались от смачных воспоминаний о осквернении.

Он пробрался сквозь груду трупов. Скелетообразные формы прокладывали путь, хрупкие кости трещали под его ногами, когда он бежал к меридиану, где багровый монолит вздымался и грохотал в темноте. Это была возвышающаяся сера цвета Марса. Его прямоугольная форма расплылась, когда он завибрировал от тех же токов, которые сотрясали сердце Джаспера в его руках.

Дверь.

Но он знал, что не может войти отсюда. Он не был на вершине. Джаспер давал ему лишь представление о том, что его ждет, и эти видения были не ключом, а компасом. Он поднялся по лестнице из почерневших останков, тела переплелись и помутнели от коллективного гниения. Ступени сделаны из раздробленных черепов детей, глазницы забиты человеческими отходами, зубы выбиты, чтобы сделать ожерелья. Курганы гнилой трухи устилают эту лестницу, целая жизнь убийств возносит над пропастью трупы. Это был его костница, его игровая площадка.

Когда Гленн добрался до монолита, он поднял перед ним сердце, затем поднес его ко рту и вонзил клыки в легочную артерию. Ихор ударил ему в горло и проник в самую душу. Черная магия вошла в него под язык, и теперь он слышал голос своего старого вожака, эхом отдававшийся в его сознании.

"Жертва", — сказал Джаспер.

Галерея трупов засохла и рассыпалась в прах, который развеялся по ветру и трансмогрифицировался в серую песчаную бурю. Каждая песчинка мерцала, как зыбучая ртуть, пока не произошла ослепительная вспышка, и когда Гленн снова смог видеть, его окружали люди другого сорта. Они были живыми, или, по крайней мере, были таковыми в то время, в которое он вернулся. Гленн узнал их, несмотря на прошедшие десятилетия. Он сомневался, что эти лица когда-нибудь уйдут из его памяти, независимо от того, насколько старым и дряхлым он станет.

Что-то мягкое и теплое обхватило его свободную руку, и когда он поднял голову, то увидел лицо своей матери. Она была темной красавицей, такой же, какой он ее помнил.

Мать была молода. Мать была еще жива.

Увидев, как она возвышается над ним, Гленн понял, что он мальчик, может быть, одиннадцати или двенадцати лет.

И он был дома.

Весь клан стоял на той скалистой поляне, о которой говорили пророки. Они находились сразу за пещерами на краю своей деревни — фермерской общины с домами из грязи и соломы. Лица жителей деревни были оранжевыми солнцами в отблесках костра. Эти люди были опустошены нищетой. Их мулы находились на грани голодной смерти, их собаки были грязными и блохастыми. К валунам были прислонены глиняные миски для сбора росы, так как уже несколько месяцев не было дождей. Их посевы засохли от солнца, а кладбище удвоило свою численность еще до прихода пророков.

* * *

Пророки прибыли в самые тяжелые недели засухи. Это были молодые, но совершенно лысые братья-альбиносы с меловой кожей и розовыми глазами. Они были одеты в белые одежды и носили украшенные драгоценными камнями браслеты и ожерелья из бисера, как апачи. Они сказали жителям деревни, что являются сыновьями Виракочи, первого бога инков, который создал всех остальных, а также небо, землю и всех существ на ней. Они рассказали обедневшим, неграмотным жителям деревни о большом богатстве золота и серебра, которое боги поместили в эти холмы. Но только через поклонение они могли надеяться получить их.

Пророки, Тимат и Торн, проводили ритуалы на поляне перед пещерами, кормя жителей пейотом и окуривая травами. Жители деревни, в свою очередь, предлагали пророкам то немногое, что у них было. Альбиносы сказали им, что они должны показать свою преданность богам, и устроили оргии, на которых некоторые женщины отдавались пророкам с согласия своих мужей, а когда Тимату надоели женские хитрости, ему предложили мальчика-подростка, готового подвергнуться содомии, чтобы положить конец засухе.

Но после нескольких недель разврата народ стал проявлять нетерпение. Не было ни дождя, ни богатства. Они присягнули богам и хотели получить справедливую награду. Тимат и Торн заявили, что поднимутся на вершину горы, чтобы поговорить с Виракочей, и исчезли на несколько дней, заставив жителей деревни переживать, что они прогнали пророков своими сомнениями. Многие ополчились на тех, кому не хватило веры, угрожая им, что будут вести себя хорошо, если и когда пророки вернутся. Поэтому, когда Тимат и Торн вернулись, жители деревни были вдвойне послушны, особенно когда им представили их новую богиню.

Она вышла из пещеры в клубах дыма.

"Я — Леди Квилла!"

Женщина стояла на каменной платформе прямо над поляной, ее шелковое одеяние было украшено драгоценными камнями и бисером, которые переливались под летним солнцем. Но каким бы прекрасным ни было ее одеяние, оно меркло по сравнению с ее собственной природной красотой. Вороньи волосы свисали низко, покрывая ее стройное тело, словно змеи, а глаза были черными и пронзительными, резкая полночь на фоне смуглой кожи. Она была похожа на мексиканку