– Ну, скажем, для того, чтобы с его помощью убить ненавистного вам прокурора Конягина, – объяснил Гуров. – Ведь он вам очень мешал, верно? Уголовное дело на вас завел, хотел посадить в тюрьму. В итоге, когда суд с ним не согласился, взял подписку о невыезде… Находясь под этой подпиской, вы и дочь в Сатке не могли навестить, и на горный курорт с любовницей съездить…

– Так, теперь я понимаю, к чему весь этот разговор, – кивнул Воробьев. – Обвинение серьезное, ничего не скажешь. Вы и подготовились к нему вроде серьезно – и этих троих допросили, и насчет Наташи все вызнали. Только в ваших рассуждениях концы с концами не сходятся. Я, конечно, в точности не знаю, как именно был убит Конягин, но помню, что дело произошло зимой, в лесу. Вот почему вы про снегоход спрашивали. А у меня не только снегохода нет, я вообще никогда на него не садился, не знаю, как им управлять. Да и за пределы города зимой не выезжаю – это вам все скажут, кто меня знает. Опять же я человек довольно публичный, постоянно на виду. Я не знаю, когда был убит прокурор, но надеюсь, что и в это время я был на людях.

– А зачем вы два дня назад заходили в клуб «Золотая перчатка»? – спросил Соболев.

Это был последний заготовленный оперативниками поворот беседы. И он достиг своей цели – застройщик, подготовившийся к защите на главном направлении допроса, вновь растерялся.

– В клуб? – переспросил он. – Ну, я же там занимался… Кругом всё знакомое… Хотелось повидаться…

– Например, повидаться с помощником одного из тренеров Павлом Летуновым? – подсказал ему Гуров. – Да, Паша Летунов по кличке Гараж когда-то был неплохим спортсменом, но стал пить, из спорта ушел, потом попался на угоне машин из гаражей… Интересно, о чем вы с ним беседовали?

– Ну, так, о спорте… – промямлил директор треста.

– Неужели о спорте? А вы, случайно, не предлагали ему работу? Такую же, как Дороднову и Ширейко?

– Если вы все знаете, зачем спрашивать? – разозлился Воробьев. Потом, поняв, что ведет себя глупо, проговорил: – Извините… Да, о работе тоже шла речь. Но ни о каких… особых заданиях мы не говорили!

– Ладно, это мы проверим, – кивнул Соболев. – Скажите, а к собаке тренера Коробкова вы подходили?

– Так вы и это хотите мне приписать? Убийство собаки? – возмутился Воробьев. – Ну, нет, не выйдет! Я животных люблю, чтоб вы знали. Никогда ни одну скотину пальцем не тронул. И вообще крови боюсь…

– Ну да, поэтому прокурор Конягин был убит почти бескровно, – заметил Гуров, – если не считать того, что его проволочили по насту на снегоходе несколько километров. В общем, вас послушать, Воробьев, так вы просто ангел в облике человеческом. Крови боитесь, животных любите, дочку втайне воспитываете… Ни в чем вас обвинить нельзя.

– Зачем преувеличивать? – ответил застройщик. – Я, как и все, человек грешный. Безгрешных вообще нет, и безвинных нет – если только дети малые. Но в том, в чем вы меня обвиняете, я не виноват. Прокурора я не убивал и вообще никого не убивал. Вы мне, конечно, не поверите, проверять будете, улики искать. Хорошо, ищите, только ничего не найдете.

Гуров обратил внимание, что директор треста оставался, в общем, спокоен. Нет, он, конечно, волновался, но не так, как волнуется убийца, увидевший перспективу близкого неминуемого разоблачения. Воробьев вспотел, лицо у него покраснело, но руки не дрожали, глаза не бегали. У Льва возникло ощущение, что застройщик прав, и они опять ухватились не за ту ниточку.

– Ну, хорошо, Воробьев, предположим, что вы правы, и мы обвиняем вас напрасно, – сказал он. – В таком случае помогите следствию! Скажите, если не вы, то кто, по-вашему, мог убить Конягина? Кто настолько боялся прокурора или ненавидел его, что пошел на убийство? Ведь это почти наверняка был кто-то из предпринимателей. А вы их всех знаете. Знаете, кого еще вызывал на допросы Конягин. Кто же его убил?

Воробьев глубоко вздохнул. Это был вздох облегчения – он почувствовал, что нависшая над ним опасность миновала. Вздохнул, а затем задумался.

– Кто мог убить? – повторил он вопрос. – Что ж, среди людей бизнеса встречаются жестокие люди, готовые на все. Вот, например, владелец таксопарка Цыплаков. Простите за каламбур, но у этого таксиста нет никаких тормозов. Вообще никаких! Я это давно понял и решил, что с таким человеком не стоит иметь дела.

– А что, у вас намечалось какое-то общее дело? – поинтересовался Гуров.

– Да, намечалось. Виктор предлагал мне вместе построить парк развлечений в Чижовке – это здешний пригород. Предложение было соблазнительное, и мои сотрудники советовали принять. Но я отказался. Потому что, когда у человека нет тормозов, то есть его ничто не сдерживает, от него можно ждать чего угодно. Вот он мог убить. Я не говорю, что убил – но мог. А еще… Нет, с уверенностью, пожалуй, никого не назову.

– Хорошо, тогда давайте поговорим о вашем посещении клуба, – предложил Гуров. – Вы побеседовали с Пашей Летуновым, наверняка увидели кого-то из знакомых, поздоровались с ними – скажем, с тем же Коробковым. А ничего необычного не заметили? Чего-то или кого-то? Никто из посетителей клуба не привлек вашего внимания?

– Что-то необычное? – задумался Воробьев. – Нет, пожалуй, ничего необычного не было. В большом зале шла тренировка, в одном из малых шел бой среди легковесов… С Коробковым я действительно виделся, поздоровался и собаку его видел… Нет, ничего такого… Хотя нет, подождите! Был один странный человек.

– Вот как? – воскликнул Гуров. – Что за человек? И что в нем было странного?

– Он был рыжий и бородатый, – начал рассказывать Воробьев, но Гуров и Соболев, не удержавшись, перебили его и хором воскликнули:

– Рыжий?!

– Да, рыжий, а что такого? – удивился их волнению застройщик. – Рыжие люди встречаются не так редко. А странное было то, что этот человек показался мне знакомым, но я никак не мог его узнать. То ли цвет волос мешал, то ли походка – он, знаете, сильно хромал, припадал на одну ногу, как бывает с больными ДЦП. Я, помню, еще подумал: «Что ему с такой болезнью делать в клубе?» Мне хотелось поглядеть на него поближе – может, тогда бы я его узнал. Но он куда-то свернул, кажется, в раздевалку, и больше я его не видел.

– На каком расстоянии от вас находился этот человек? – спросил Гуров.

– Я стоял у входа в зал, а он спустился по лестнице… Там метров двадцать…

– А вам не показалось, что этот незнакомец хотел пойти в зал, но свернул в сторону, когда увидел вас?

– Что он изменил свои планы? Сейчас припомню… Да, такое могло быть. Он спустился, на секунду замешкался у лестницы, потом быстро повернул и пошел в сторону раздевалок.

– А когда он спускался по лестнице, он хромал? Ведь при спуске хромота особенно заметна…

Воробьев еще немного подумал, потом покачал головой:

– Нет, этого я не помню.

– А какого цвета глаза были у этого рыжего?

– И этого не могу сказать. Ведь на нем были очки с сильно затемненными стеклами, почти черные. Знаете, такие очки носят люди, больные конъюнктивитом.