Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наша уступка экзистенциализму и друг другу, несомненно, несла в себе зло. Она профанировала печатный текст жизни, взломала раз и навсегда установленный кодекс поведения и, помимо всего, дала Дэну познать губительный вкус прелюбодеяния, желание соблазнять, играть ту роль, какую в тот день сыграла Джейн. Нам тогда могло показаться, что она несёт в себе доброе начало, как одаряет добром великое, но аморальное искусство, принося в жертву всё ради собственного «я»; но мы не знали тогда, что жизнь и искусство не взаимозаменяемы. На самом деле в тот день Дэн не понимал, что происходит, что раз уж его завели в этот тупик, то должны и вывести оттуда.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, переживая запоздалое потрясение от случившегося, больше похожие на Кандида и Кунегунду[92], чем на юных интеллектуалов. Потом оба повернулись на спину и лежали бок о бок, держась за руки и уставившись в потолок.
— Что же нам теперь делать? — спросил Дэн.
Джейн сжала его пальцы:
— Ничего.
— Не можем же мы… — Он не закончил.
Помолчав, она сказала:
— Я и правда люблю Энтони. А Нэлл любит тебя.
— Но мы же любим друг друга.
Она снова сжала его руку:
— Мы могли бы любить друг друга.
Пальцы их переплелись, и теперь Дэн стиснул её руку.
— Не можем же мы делать вид, что ничего не случилось.
— Мы должны.
— Но ведь это — ложь. Такая чудовищная…
— Возьмём всё это в скобки.
Он молчал. Хотелось взглянуть на неё, но он не мог, мог только разглядывать потолок. Джейн сказала:
— Это наша тайна. Никто никогда не должен узнать.
— Нельзя всю жизнь сидеть на пороховой бочке.
— Поэтому и надо было её взорвать. Я ужасно боялась, что Нэлл догадается.
Тут Дэн впервые почувствовал, что его просто использовали. Но он забыл о том, что Джейн сказала тогда, на реке, о будущем, которое их ждёт, о не такой уж возвышенной реальности, с которой им всем предстоит столкнуться.
— Так нельзя.
И снова — молчание. Потом она сказала:
— Когда мы сюда вернулись, я приняла решение. Что, если ты захочешь, я лягу с тобой в постель. Но если это случится, я выйду замуж за Энтони… приняв католичество.
Вот теперь он смог посмотреть ей в глаза.
— Да это же просто безумие! — Он с трудом подбирал слова. — С точки зрения католика, ты только что совершила смертный грех.
— Который теперь придётся искупать. — Она чуть улыбалась, но смотрела ему прямо в глаза, и он понял, что это вовсе не шутка. — Тебе тоже.
— Всей нашей жизнью?
— Можно мне закурить?
Он приподнялся, достал сигареты, зажёг две и одну передал ей. Она села, сбросив простыню, он обнял её. Джейн прижалась лбом к его щеке.
— Ещё я решила не испытывать чувства вины по этому поводу. Никогда.
— Но ты же только что говорила об искуплении.
— Прости. Я понимаю, в этом нет никакой логики. Мне вовсе не стыдно, что я тебя желала. Но было бы стыдно, если бы мы не смогли остановиться. Если бы это желание стало для меня важнее, чем нежелание причинить боль Энтони и Нэлл.
— Тебе даже не очень понравилось.
— Нет, понравилось. Это было именно так, как я себе и представляла.
— Ну что ж… Для первой репетиции… — произнёс он.
Она опять прижалась к нему лбом, ласково провела ладонью по его бедру под простынёй, ущипнула легонько. Он сжал рукой её маленькую грудь, потом притянул Джейн к себе. Но едва они начали целоваться, а Дэн почувствовал, что всё снова приходит в равновесие (хотя узнать, так ли это, ему никогда не пришлось), как услышали, что внизу хлопнула входная дверь. Дверь в свою комнату Дэн, разумеется, запер, но они оба в ужасе уставились на неё, словно ждали, что кто-то вот-вот ворвётся к ним сквозь её деревянные филёнки, как привидение в мультфильме. Дэну пришло в голову, что это может быть и Нэлл; тогда она дождётся возвращения ленинской вдовицы и попросит открыть ей комнату…
Никогда в жизни он не был так напуган — ни до, ни после; но шаги были слишком тяжёлыми и быстрыми. Они замерли у его двери, раздался стук, потом пришедший подёргал ручку; потом, признав своё поражение, он отправился вверх по лестнице. Двое в постели услышали шаги над собой, в комнате наверху: Барни Диллон, студент, живущий этажом выше.
Джейн прижалась к Дэну, обвив его руками, поцеловала — быстро, страстно, — потом оттолкнула от себя и долгим взглядом посмотрела ему в глаза. И вот уже её нет рядом, она торопливо одевается, Дэн делает то же самое. Они приводят в порядок постель, молча, в лихорадочной спешке.
Сверху доносятся звуки радио, чуть слышные ритмы музыки и снова — шаги. Теперь оба — во всяком случае, так кажется Дэну — почувствовали облегчение; но страх их не оставляет. Ведь это могла быть Нэлл; Нэлл всё ещё может появиться. А ещё Дэн чувствует себя обманутым, потерпевшим поражение, будто Джейн нарочно устроила так, чтобы им помешали. Джейн расчёсывает волосы, пристально вглядываясь в своё лицо в одном из зеркал. Потом вдруг протягивает к нему руки и берёт его ладони в свои.
— Мне надо уйти. Вдруг он опять спустится?
— Но…
— Дэн!
— У меня не хватит сил это скрывать.
— Так будет правильно.
— Мы так много ещё не успели сказать друг другу.
— Всё равно не смогли бы. Да это и не важно.
Она опять поцеловала его и опять сама прервала поцелуй. Постояла минутку, уткнувшись лицом ему в шею. Потом сказала:
— Посмотри, пожалуйста, путь свободен?
Дэн тихонько повернул ключ в двери. На цыпочках они сошли вниз по лестнице, Джейн несла туфли в руках. У самого выхода, пока он оглядывал улицу, она быстро их надела.
— Порядок. Никого.
Но она колебалась; потом, отведя взгляд, сказала:
— Я забегу к Нэлл попозже, хорошо?
Колледжи сестёр были недалеко друг от друга. Джейн добавила:
— Если только ты сам не хочешь это сделать.
Он потряс головой. На самом деле ему хотелось сказать: «Не пойму, как ты можешь…» — хоть он и понимал необходимость этого шага. Джейн подняла голову и встретила его взгляд:
— Если я теперь могу с этим справиться, то потому, что раньше не могла. Это ты понимаешь?
Он ничего не ответил, всё ещё пытаясь понять. Но в конце концов кивнул. Выражение её глаз было странным, ищущим, во взгляде сквозило отчаяние, казалось, она ждёт от него чего-то, что он не в силах ей дать. Она потянулась к нему, порывисто поцеловала в губы. В следующий момент она уже выскользнула в дверь, которую он закрыл за нею и остался стоять, взирая на задвижку и размышляя о том, что же такое он запер для себя в будущем, какое наказание повлечёт за собой совершённое преступление; смотрел, как на чужую, на собственную руку на бесповоротно защёлкнутом замке.