Сословной организацией, почти полностью состоящей из бывших самураев, стала и японская полиция. В нее охотно шли служить профессиональные воины упраздненных феодальных княжеств, не находившие себе применения в мирной жизни. Население продолжало относиться к полицейским с боязнью, почти так же, как в дореформенной Японии относились к правящему сословию воинов. Неуважение со стороны простолюдина к самураю по законам феодальной Японии допускало самосуд над представителем низшего сословия. В одном из пункте ж основного административного уложения Японии эпохи Токугава говорилось, что горожанина или крестьянина, виновного в оскорблении самурая грубым поведением или речью, можно зарубить на месте, не опасаясь последствий. Это правило в популярной форме было известно как кирисутэ гомэн — разрешение зарубить и оставить. Простые люди помнили также и об обряде самураев, называвшемся «тамэсигири» или «цудзигири» (буквально — испытание меча). Клинки испытывали перерубанием соломенных снопов, соломенных матов, бамбука, самурайских шлемов, медных и стальных пластин. Согласно тамэсигири, еще не бывший в употреблении меч разрешалось испытать на человеке. Мечи испробовали (тестировали) на трупах, реже — на живых преступниках, но иногда и на случайных прохожих. Новая всесословная армия создавалась с использованием опыта западно-европейских стран и оснащалась современной техникой и вооружением. Императорская японская армия (Дай ниппон тэйкоку рикугун) начала свое строительство по французскому образцу, но после поражения Франции в франко-прусской войне (1870–1871) японцы использовали военную систему Пруссии, основывающуюся на независимости верховного армейского командования от других государственных структур. В 1873 году в Токио для повышения боеспособности буржуазной японской армии была открыта военная академия, куда пригласили лучших преподавателей из передовых капиталистических государств.

К.В. Меккель

В начале 1880-х годов в Японию прибыл Клеменс Меккель, один из наиболее способных учеников немецкого фельдмаршала, начальника генерального штаба Пруссии, Гельмута фон Мольтке. Меккель, являясь преподавателем высшей японской военной школы и советником Генерального штаба, ввел прусскую военную систему, которая получила в Японии большое влияние. Тогда же многие японские военнослужащие отправились учиться военной науке за границу.

В то время как армия пошла по германскому пути, императорский японский флот (Дай ниппон тэйкоку кайгун) взял за основу строительства флота опыт Англии. Армия и флот не вступали ни в какие взаимоотношения с другими государственными учреждениями, впрочем, и друг с другом тоже. Командование флотом считало, что флот имеет превалирующее значение в вооруженных силах Японии (принцип главенства флота перед армией имел обозначение кайгундайитисюги). Такого же мнения, но уже по отношению к себе, придерживалось и руководство армией.

Однако наряду с нововведениями, довольно многое в японских войсках и во флоте продолжало соответствовать феодальным традициям. Вместе с бывшими самураями-офицерами во вновь созданные вооруженные силы было привнесено то, что прежде являлось типичным для самурайских дружин. В основном это было наследие идейного характера, а именно кодекс самурайской этики, конечно, обновленный с духом времени.

Для культивирования идей милитаризма (гункоку сюги) в народе в период Мэйдзи условия были идеальными. Почти все лидеры послереформенного времени — военачальники, гражданская бюрократия и люди, занимающиеся бизнесом, были прежними самураями, разделявшими эти идеи и внедрявшими их и массы. Сторонники милитаризма понимали, что кратчайшим путем к строительству современной капиталистической Японии является внешняя экспансия и без диктата военной мощи невозможно ничего добиться в мире капитала. Это упрощало развитие и распространение милитаризма, и его поддержку обществом. Милитаристская политика японского правительства выражалась с помощью древнего лозунга: «Фукоку кёхэй» — «Богатая страна и сильная армия». Начиная со времени Мэйдзи и до окончания Второй мировой войны, пропаганда милитаризма и военное обучение (гундзи кёрэн) были включены в программы учебных заведений Японии, в том числе, и в начальную школу. После первых военных побед в Азии, во время японско-китайской войны, и после того как новая Япония стала колониальной державой, остановить милитаризм было уже практически невозможно. Он набрал силу, и Япония сама начала действовать по законам империализма. Такое состояние характерно для всех завоевателей до тех пор, пока против них не находится более сильный соперник.

Японии было необходимо и идеологическое обоснование, в первую очередь, для своего народа. В основу идеологии японского милитаризма был положен принцип избранности этноса, которому должны подчиняться все остальные. В прошлом принцип избранности народа всплывал в Азии неоднократно.

К началу периода Мэйдзи относится и новый подъем древней национальной религии Синто, связанный с культом императора. Постепенное упрочение позиций синтоизма в духовной жизни Японии началось приблизительно с XVII века при сближении последнего с конфуцианством чжусианского течения. Конфуцианские идеологи выступали с антибуддийскими высказываниями, подрывавшими авторитет буддийских храмов и духовенства, а также и некоторые политические основы феодального государства, которым управляли военные правители. Эти выступления были возможны, так как конфуцианство являлось государственной идеологией феодальной Японии. Идеи конфуцианства основывались на незыблемости всего существующего, на требовании безоговорочного подчинения подданных своему правителю и признании классовой дифференциации феодального общества в качестве вечного и неизменного закона жизни и поэтому были очень удобны государству.

Взаимовлияние конфуцианства и Синто, впитывание национальной религией японцев конфуцианских принципов, обусловили в народе новый интерес к синтоизму. Свидетельством этому было резкое увеличение паломничества в храмы Синто в конце XVII — начале XVIII века. Храм Исэ, посвященный богине Аматэрасу Омиками, только за два весенних месяца 1705 года посетило свыше 3,5 миллионов паломников. Конфуцианство являлось философско-этическим учением довольно узкого слоя японской интеллигенции, а Синто — народная вера, массовая.

Сближение синтоизма и конфуцианства находило обоснование в идеях и трудах японских философов токугавской Японии. Фудзивара Сэйка утверждал, что синтоистские божества воплотились в правителей Японии и продолжают жить в их потомках. Наиболее ярко положения о соединении Синто и конфуцианства были освещены в работах Ямадзаки Ансая (1619–1682), рассматривавшего конфуцианство как средство для обновления Синто. Учение Конфуция в чжусианской трактовке Ямадзаки Ансай полностью подчинил националистической пропаганде. Он первым сформулировал тезис о национальной исключительности и божественной избранности японцев, что впоследствии было развито в милитаристской Японии и возведено в ранг государственной политики. Согласно концепции Ямадзаки, пытавшегося подвести философскую основу под догматику Синто, основой Вселенной являлось идеальное начало ри (по-китайски — ли, конфуцианский великий принцип). Ри расценивалось как единое божество, воплощающееся во всем, разделяющееся и существующее как восемь миллионов божеств. Единое божество обладает постоянством, неизменностью и неисчерпаемым источником добродетелей и является Кунитокотати-но Микото — богом богов, родоначальником семи поколений богов.