— С вашего разрешения, я хотела бы вернуться домой. Как думаете, машина уже подана?

Порта издал громкий ликующий вопль, выбросив шесть единиц.

— Знаете, герр Билерт обещал мне машину.

Мы заскрипели зубами и всеми силами старались не слушать. Она была просто-напросто глупой старухой, не понимающей, что, черт возьми, происходит. Возможно, была идиоткой от рождения, возможно, находилась в прогрессирующей стадии старческого маразма. И определенно не понимала, что находится в руках самой беспощадной на свете судебной системы.

Хайде сгреб кости, сильно их потряс, создавая как можно больше шума, и, рисуясь, бросил их на стол. Шесть единиц. Как и Порта до него, издал громкий крик радости. Потом в тишине взял кости и стал готовиться к другому броску.

— Герр фельдфебель, — продолжал звучать тонкий, писклявый голос, начинающий действовать нам на нервы, — вас особенно не затруднит, если я попрошу посмотреть, не подана ли еще моя машина? Мне здесь сильно захотелось спать. Я бы очень хотела поехать домой.

Хайде снова бросил кости на стол. Опять шесть единиц. Никто не сказал ни слова. Я чувствовал, что напряжение нарастает. Порта облизнул губы, взял кости и стал с подозрением рассматривать их. Хайде улыбнулся.

— Жаль тебя разочаровывать, но они без свинца. Тебе требуется усвоить, что для этой игры нужен ум. У кого-то из нас он есть, у кого-то нет. И в доказательство этого я выброшу еще шесть единиц — либо мой проигрыш удваивается, либо мы квиты.

— Не глупи, — сказал Барселона. — Шесть единиц больше не выпадут.

— Хочешь пари?

Хайде усмехнулся, сгреб кости, поднял руки над головой, словно профессиональный боксер, долго тряс кожаную коробочку с костями, потом опустил ее вниз отверстием на стол. С минуту подержал на ней руку, спокойно закуривая сигарету. Взял ее он у Порты, но Порта так неотрывно смотрел на коробочку, что не заметил этого.

— О, господи, как болят мои бедные ноги! — вздохнула фрау Дрейер, в голосе ее появилась мучительная нотка жалости к себе. — Я надела лучшие туфли, чтобы идти сюда, а они очень жмут — и я здесь с раннего вечера…

Хайде выпустил клуб дыма и забарабанил пальцами по коробочке.

— Давай, давай, — пробормотал Штайнер. — Посмотрим, что там!

— Не нужно волноваться, — спокойно произнес Хайде. — Могу не глядя сказать, что там: шесть единиц.

— Не может быть!

Хайде благодушно улыбнулся.

Порта принялся неистово покусывать ноготь. Провел рукой по своим рыжим волосам и скривил гримасу в обуревающей его нерешительности.

— Это безумие, — заявил Легионер. — Ты никак не можешь знать, что там шесть единиц…

Из угла донесся монотонный голос:

— Уже два часа, герр фельдфебель. Трамваи начнут ходить только в пять. Что мне делать, если не приедет машина?

Хайде начал медленно стискивать коробочку. Голос его был совершенно спокойным, но я увидел, что на лбу у него выступают капельки пота. Он подался вперед, мы все тоже. Малыш забыл о свисающей с губы сигарете. Порта изжевал свой палец чуть ли не до кости. Вот-вот мы узнаем правду.

— Ты так уверен? — спросил Старик, не смея оторвать глаз от коробочки, чтобы взглянуть на Хайде. — Действительно так уверен?

— Уверен, — подтвердил Хайде, с его верхней губы скатилась капля пота и шлепнулась на стол.

Чья-то винтовка упала на пол, но наша сосредоточенность была настолько сильной, что стук едва достиг сознания.

— Я слышу машину. Определенно слышу. Может, наконец она едет за мной. — Фрау Дрейер поднялась со стула и начала застегивать изношенное пальто.

Медленно, очень медленно Хайде поднял коробочку.

У него было шесть единиц.

Напряжение внезапно разрядилось. Малыш запустил своим стулом в стену и заколотил по столу кулаками. Штайнер громко завопил. Остальные откинулись назад и перевели дух. Порта оторвал зачарованный взгляд от костей и чуть ли умоляюще взглянул на Хайде.

— Юлиус, как ты это делаешь? Скажи, как — шесть единиц три раза подряд! В жизни такого не видел.

— Тут, как я уже сказал, нужен ум. — Хайде утер лоб тыльной стороной ладони и снова принял надменный вид. — Если подсчитать, что ты проиграл, думаю, это покрывает все мои долги тебе.

Порта нахмурился.

— Сделай еще бросок.

На лице Хайде тут же выступил пот. Он поглядел в маленькие, алчные глаза Порты; им явно овладело искушение. Но в конце концов встал и отодвинул стул.

— Не хочу. Я три раза выбросил шесть единиц, этого вполне достаточно. Если слишком часто это делать, становится скучно.

— Чушь! — заявил Порта. — Ты прекрасно знаешь, что не сможешь больше этого сделать, даже если будешь стараться всю ночь!

Хайде пожал плечами. Он мог себе это позволить. Поглядел на фрау Дрейер.

— С чего это гестаповцы явились за вами? — холодно спросил он. Его это не особенно интересовало, но это был единственный способ утихомирить Порту.

— Господи, из-за моей соседки, — негромко ответила фрау Дрейер. — Она написала им, что я оскорбляла фюрера.

Мы повернулись к ней с большим любопытством. Оскорбляла фюрера! Это было интересно. Штеге подался ко мне и встревоженно прошептал:

— Бедную старушку могут расстрелять за это.

Мы все смотрели на фрау Дрейер, внезапно ставшую объектом невероятного изумления. Не потому, что ее мог ли приговорить к смерти — к этому, видит бог, мы привыкли, — а оттого, что она сидела во всей своей наивности, не подозревая о тяжести своего преступления и возможных последствиях.

— Как вы оскорбляли его? — спросил Хайде.

Фрау Дрейер осторожно утерла нос пахнущим лавандой платочком.

— Знаете, я не сказала ничего особенно. По крайней мере то, что говорят все остальные. Это было во время очень сильного авианалета в прошлом году; помните, они бомбили Ландунгсбрюке и пансион за статуей Бисмарка. Фрау Беккер и я — фрау Беккер и есть та самая соседка — пошли посмотреть на причиненный урон. И тут я отпустила замечание, которое так расстроило бедного герра Билерта, хотя откуда я могла знать, если все говорили это изо дня в день? «При дорогом кайзере было лучше, — сказала я. — По крайней мере они не летали на своих самолетах, сбрасывая бомбы на нас. И в любом случае, что может такой человек, как Адольф Гитлер, знать об управлении страной? Я уверена, он старается изо всех сил, но он родился в бедности и ничего не знает о жизни». — Она строго посмотрела на нас.

Мы таращились на нее в потрясенном, недоверчивом молчании. Барселона, сглотнув дважды, спросил:

— И вы… и вы повторили все это герру Билерту?

— Конечно, — ответила фрау Дрейер, гордо вскинув голову. — Он захотел узнать мое мнение, я высказала его. Надеюсь, я еще не настолько дряхлая, чтобы не иметь свои взгляды.