Снова взрыв. И еще один, поближе. Если сарай сейчас окончательно завалится, будет глупо и обидно. Насмерть не завалит, конечно, но все равно неприятно. Эх, нужно было сразу из поселка уходить, как ответную радиограмму получили, не зря ж немецкий разведчик над Озерейкой круги нарезал.

Морпех замер, обдумывая сложившуюся в мозгу логическую цепочку: «радиограмма — трофейный бронетранспортер — «Энигма»… Твою ж мать, шифромашина так в бэтэре и осталась! Если сейчас в него бомба угодит — да хоть бы и просто рядом рванет, что там той брони — командованию ценного трофея не видать, как своих ушей! Ну, уж нет, хрен вам, летуны буевы, он себе этого всю оставшуюся жизнь не простит!

— Стой, куда! — заорал комбат, решив, что у Алексеева все-таки поехала крыша. — С ума сошел, лейтенант?! Отставить! Назад, я сказал!

Но старлей уже не слышал. Перекатом выметнувшись из осевшего сарая, ныне больше похожего на кучу строительного мусора, в несколько прыжков преодолел полтора десятка метров до бронетранспортера. Оттолкнувшись ногой от гусеницы, нырнул внутрь через борт. Ушибленное пулей ребро снова дернуло короткой, злой болью, но недавно наложенная повязка, вроде бы, осталась на месте. Подхватив заветный чемоданчик, выбрался наружу — на сей раз через кормовую дверь. И, словно кто в спину толкнул, неожиданно не стал выскакивать на открытое место, а укрылся под измазанным засохшей грязью днищем «бронезапорожца», пропихнув перед собой футляр с шифровальной машиной.

ДУ-Д-ДУМММ!

Пятидесятикилограммовая фугасная авиабомба SC-50 в щепки разнесла крыльцо с резными балясинами и переднюю стену, обрушила крышу. Несколько осколков со звоном влепились в борт бронетранспортера, двор усеяло обломками саманного кирпича-сырца и затянуло дымом и пылью. Где-то на краю поселка рвануло еще пару раз — и все смолкло, лишь гудели, с каждой секундой все тише и тише, моторы отбомбившихся «Юнкерсов», возвращающихся на свой аэродром. Степан закашлялся и натужно сплюнул вязкой, светло-серой слюной. Все? Похоже на то, можно вылезать. Повеселились, блин, птенчики Геринга, чтоб им до посадочной полосы не дотянуть…

Выбравшись из-под бэтээра и вытянув ящик с шифромашиной, обзаведшийся парой свежих царапин, старлей выпрямился, устало привалившись к пыльному борту. Без особого интереса оглядел несколько осколочных отметин на броне. Отметины оказались достаточно глубокими, хоть и без сквозного пробития, так что зря он рисковал, мог бы и в сарае спокойно отсидеться. Хорошо, хоть догадался под бэтэром укрыться, иначе вовсе уж печально могло получиться. Еще и от комбата влетит, вон он как раз из сарая выбирается. Сейчас прибежит, и начнет орать, словно оставшийся в далеком будущем ротный…

Комбат и на самом деле прибежал. Точнее, прихромал, слегка припадая на ушибленную во время экстренной эвакуации из хаты ногу. Несколько секунд испепелял гневным взглядом вытянувшегося по стойке смирно Алексеева, затем опустил глаза на стоящий у его ног чемоданчик и, дернув щекой, буркнул:

— Понятно. Но за неподчинение приказу старшего по званию объявляю два наряда вне очереди. После окончания боевых действий, разумеется. И вот еще что, Степа: хотел тебя на взвод определить, опытных командиров, сам знаешь, как воздуха не хватает, да передумал. Не твое это. Снова возглавишь разведгруппу, пойдете перед основной колонной на мотоциклах. Сам предложил — тебе и выполнять. Уж больно меня та развилка волнует, самое удобное место, чтобы нас всех зажать. Но ты везучий, надеюсь, что и в этот не подведешь. Все, свободен…

Район Мысхако, 4 февраля 1943 года

Мотоцикл оставили, закатив подальше в лес и замаскировав в кустах, примерно в километре от развилки. Ехать и дальше по шоссе Алексеев все-таки не решился. Откровенно говоря, к этому моменту старший лейтенант уже не считал свой план моторазведки удачным — по большому счету, им просто повезло не столкнуться с немцами. А если бы не повезло? Если бы фрицы сильно удивились одиночному байку, пусть и с соответствующим флажком делегата связи на крыле (идею подсказал пленный обер-фельдфебель, после бомбардировки еще больше проникшийся идеей уцелеть любой ценой; флажок же нашелся в трофейном бэтэре) и потребовали остановиться? Хотя бы просто для того, чтобы переброситься парой ничего не значащих фраз или попросить курева? Учитывая, что из всех троих по-немецки немного говорил только старшина, да и то с пятого на десятое и с чудовищным акцентом, спалились бы мигом. Пулемет и два трофейных пистолета-пулемета — сила, конечно, но смотря против кого и в каких условиях. Даже если б и отбились, разведка на этом благополучно бы закончилась, практически не начавшись. Нет уж, лучше дальше ножками, время пока терпит — основную колонну они опережали почти на час. Как раз подберутся к развилке и осмотрятся, прикинув дальнейшие действия.

— Все, бойцы, скидываем маскарад, не понадобился, — Степан с превеликим удовольствием избавился от надоевшей шинели, провонявшейся порошком от вшей и чужим потом, скомкал и запихнул под ближайший куст. Утрамбовал подошвой берца и пристроил сверху каску. По-новой перепоясался портупеей с кобурой, ножнами и подвешенными на плечевые ремни подсумками к МП-40. Поерзал — вроде удобно, хоть рыжая трофейная сбруя поверх черного бушлата и смотрится весьма непривычно. Перекинул через плечо полевую сумку с картой, тоже доставшуюся от немцев.

Товарищи не заставили себя ждать, с готовностью сбрасывая трофейную одежду. Аникеев так еще и смачно плюнул сверху напоследок — идея с переодеванием рядовому не нравилась с самого начала, но спорить он не посмел. А как иначе? Приказ командира, с которым, понятно, не спорят. Особенно, такого замечательного командира, каким оказался товарищ старший лейтенант, практически в одиночку уничтоживший целую фашистскую батарею и захвативший бронетранспортер с важными пленными! В глубине души Иван до сих пор тяжело переживал, что не поучаствовал в том бою, оставаясь твердо убежденным, что в этом случае и немцев перебили бы куда больше, и Леха Панкратов свою пулю не поймал. Искоса наблюдавший за ним старшина тяжело вздохнул, но комментировать действия самого молодого члена разведгруппы не стал:

— Правильно решил, командир, а то мы на этой мотоциклетке, уж извини, как прыщ на заднице. Лучше по старинке — подберемся тихонечко, высмотрим, что нужно, да и решим, как поступить, — Левчук заботливо поправил кобуру с доставшимся от пленного гауптмана «люгером» — подарок Степана. Пистолет старшине нравился. Зимой сорок второго он уже почти завладел подобным, заметив на льду убитого немецкого офицера, но пробившая полынью мина распорядилась иначе. И трофей не забрал, и сам в ледяной водичке искупался, едва не утонув.

— Ты, Семен Ильич, прямо мысли мои читаешь, — фыркнул морпех, вытаскивая из небольшого багажника позади мотоциклетной коляски их родные каски и вещмешки. — Разбирай имущество, товарищи бойцы! Пулемет сними, понесешь, а боеприпасы Ванька возьмет. Ничего не забыли? Тогда попрыгали. Нормально. Уходим. Пойду первым, вы следом, дистанция двадцать метров. Под ноги и по сторонам глядеть в оба, не на прогулку вышли.

Оставив за спиной трехколесное средство передвижения с гордым именем «Zundapp», разведчики растворились в лесу. Байк фрицы, скорее всего, вскоре найдут, следы на земле никто маскировать и не собирался, ну да и флаг им в руки. Зря, он, что ли, перед выходом потратил целую минуту, ковыряясь в коляске? Полезут внутрь — будет им неприятный сюрприз. Это для подрыва снарядов Ф-1 не годилась, а в качестве простенькой мины-ловушки — самое то. Бабахнет не сильно, но смертельно, тонкая жесть осколки не остановит, а осколков будет немало.