Принятую поправку горячо поддержало поколение родителей, но это практически убило у молодого поколения желание отправиться в дальний путь. Лететь сорок лет, чтобы вернуться. Выглядит не круто, а уныло. Невозможность пожертвовать собой остудила сердца молодых космических романтиков, их ряды поредели, и момент старта все откладывался и откладывался. Пока о нем и об экзопланете, не стали забывать.

Недавно парламент рассматривал решение о демонтаже экзопланеты. Многие компоненты инфраструктуры искусственного космического тела могли быть эффективно использованы. Начали ли консервировать экзопланету «Горизонт» или нет, Ларский наверняка не знал. Дело не быстрое. План демонтажа и распределения компонентов готовился долго. Документы и предложения болтались по инстанциям, обсуждались в кулуарах, возвращались на доработку. Обросли таким бюрократическим хвостом, что возникало подозрение, что за волокитой стоял чей-то тщательно скрываемый интерес. Близкий к интендантскому ведомству.

А еще Майкл Стэнли. Последнее время он вел себя так, словно готовился к отлету. Пропадал в своей квартирке в Берлине, встречался с возбужденными юнцами и оппозиционерами всех мастей. Занимался физическими тренировками. И сверкал голым черепом — а значит, проходил интенсивную информационную прокачку.

То, что прокуратура получала хоть какую-то информацию о Стэнли — уже радость. По закону режим информационного доступа к себе любых служб и личностей регулировал сам человек. Мог закрыться, полностью отключиться от каналов коммуникации, даже регулирующих возможность его спасения в случае чего. Существовало около миллиона землян, прячущих повседневную жизнь буквально от всех. Иногда это даже становилось психическим заболеванием. Изолянтов называли соцданами. Среди них встречались и одиночки и те, кто объединялся в группы, уходил в глухие места. Некоторые личности вели тайную, в том числе и противозаконную деятельность.

Парламентские никак не могли определить степень вмешательства в жизнь таких людей. Хотя бы с медицинскими целями. Нет, конечно, силовики имели право и возможность в случае серьезных подозрений получить доступ к личной информации любого уровня. Но вот только их ошибки карались безжалостно — неподъемными штрафами, налагаемыми как на ведомство, так и на инициаторов вторжения в частную жизнь. Хвала богам, Ларский не имел никакого отношения к работе полиции со всякими инсургентами и психами, которых на Земле хватало, по его мнению, с избытком. Его дело: контакты, конфликты и преступления инопланетного характера. Поэтому Майкл Стэнли как претендент на то, чтобы оседлать экзопланету и отправиться знакомиться с Вселенной и ее тварями, попадал в круг интересов Ларкого, а заодно и Марры.

Стэнли часто закрывал информацию о себе. Данных не хватало, чтобы понять, что на самом деле происходит и что планирует лидер запредельщиков. Улететь с подготовленной командой ему никто не собирался мешать. Он прошел все этапы отбора, имел необходимое образование для управления экзопланетой и выиграл выборы на пост губернатора космического ковчега. Вот только команда специалистов распалась, и отправляться в путь на условиях принятой поправки он публично отказался. Стэнли сковали его собственные принципиальные позиции, а значит «Горизонт», начиненный системой автоматического возврата, будет демонтирован. Но при чем здесь Алекс Треллин?

Инфраструктура ковчега, состоящая из экзопланеты, искусственного солнца и десятка мощных крейсеров сопровождения, оснащенных веерами магнитного поля, находилась на балансе интендантской службы. Под наблюдением господина, мать его, Треллина. Его ведомство отвечало за демонтаж и консервацию экзопланеты. И Ларский вновь вспомнил про португальский флот, оплывающих клонов и брошенный на Луне корабль. А еще про кукиш на горке масла. В таких руках пути «Горизонта» неисповедимы.

Ларский хмыкнул и рассмеялся. Смех разбирал все сильнее, а полногрудая Даная смотрела с упреком. Пить надо меньше. Затушив пожар хохота последним глотком коньяка з горла бутылки, Ларский ухнул вниз.

Глава 13

Клаудджампинг

Майкл добрался до центра Москвы и теперь шел по пустым утренним улицам, не сбавляя темпа. Голова кружилась и чуть подташнивало. Через какое-то время это пройдет. Он справится, потому что должен справиться. Воспоминания о глупейшей поножовщиве заставляли злится на самого себя. Зачем поддался на провокацию странного летуна? В результате проторчал ночь и утро на станции скорой помощи. А были куда более важные дела, да и время наступало на пятки. Они должны вырваться в ближайшую неделю. Иначе можно вычеркнуть не только годы своей жизни, но годы жизни людей, которые решились идти за ним до конца.

А драка была хороша. И сейчас эхом чувствовалось, как легко, неотвратимо и страшно вошел нож. Как сочился из тела воздух и пузырился холодом у края рта. Хороший смертельный бой, как обжигающий душ. Срываются предохранители, исчезают ограждения и становится весело и страшно. Потому что все внезапно по-настоящему. Но все равно Майкл не имел права на развлечения. Ребята ждут его команду, начала действий. А он до сих пор не готов, не загружен нужной информацией. Должен был провести ту ночь не в скорой, а за курсом по альтернативному космотопливу. Специалистов не хватало, а график полетел к чертям.

Сразу после Филиппин Майкл отправился в крошечную лабораторию в Берлине, где уже более трех лет готовился к полету. Там к потолку поднимались ряды политеки. Их крошечные стальные соты хранили знания. Там же были кляссеры артефактов. Возьмешь в руки едва различимую взглядом картину или микроскопическую архитектурную конструкцию, и от прикосновения она увеличивается и превращается в объемный предмет. Отец помогал Майклу собирать политеку, пока не узнал о мечте сына. И с тех пор… Об этом не хотелось думать.

Добравшись до Берлина, Майкл взялся нагонять график. Но в нашлепке на голове и с серебряными нитями в мозгу продержался три часа. Травмированный накануне организм дал сбой. Накатывала тошнота, боль сверлом вкручивалась в раненную в драке грудь. Майкл и при хорошем самочувствии не любил это состояние полубреда, полуневесомости, когда знания ускоренно ложатся в мозг, и программируются рефлексы. Все ощущения внешнего, настоящего мира полностью пропадают. Остаются только фантомы профессиональных умений. Все тело движется, как требует та или иная профессия. Навыки отпечатываются на кончиках пальцев, в моторике иллюзорных движений.

Но сегодня не получалось. Пришлось вытянуть из головы трансляторы. Он сполз с инфокушетки. С трудом отделил свою личность и имя от теснящихся в голове образов. От фактов и расчетов по экозондированию, замешанных на тошнотворных и болевых ощущениях. Оставалось немного, но за раз график не наверстать. Нужно отвлечься, чтобы не сгореть. И Майкл поехал в Москву.

Он любил гулять по этому городу. А еще по Риму. Таких мест осталось немного. Простых и настоящих. Не заплетенных в энергетические конструкции совершенства и безумной человеческой фантазии. Здесь все было так, как в древности. Чуть