теперь наша собственность! И пусть об этом знают все!

— А как люди узнают, что на этой машине едем именно мы? Уж не по этой ли тряпке?

— Настоящего флага нам сейчас все равно нигде не купить.

Раубольд, который обычно соображал быстро, на этот раз растерянно замолчал. Он пробовал сосредоточиться, но это ему не удавалось. Удивительно, но Раубольд ни разу не подумал о том, что Хиндемит мог примкнуть к восставшим из-за собственной выгоды. В другой обстановке он обязательно подумал бы об этом.

— Ты не антифашист? — спросил Раубольд.

— Нет, я водитель грузовика.

— Но ведь ты ненавидел фашистов?

— Ненавидел?..

— Почему же ты пошел вместе с нами?

— За хорошее дело я всегда готов выступить.

— Ты не коммунист, не антифашист, а просто шофер. И я доверяю тебе возить себя, а? — проговорил Раубольд.

— Можешь не доверять, я и без тебя буду ездить.

Раубольд глубоко вздохнул и, по-дружески стукнув Хиндемита по плечу, сказал:

— Смотрите-ка, он хочет обойтись без меня. Он хочет разъезжать на машине без меня!

И оба, довольные, рассмеялись.

— Нам бы перекусить не мешало, — заметил Хиндемит.

— Смотрите-ка, у него в голове одна жратва! — воскликнул Раубольд. — Не что-нибудь, а только жратва!

Раубольд отошел в сторонку, сел прямо на кучу кирпичей и, положив локти на колени, обхватил голову руками. Он думал о том, что его отряд пополняется все новыми и новыми людьми. Они приходят добровольно, и он никого обратно не отсылает. Пусть лучше бы людей у него было меньше, но чтобы это были сознательные, серьезные бойцы, которые руководствовались бы не одними только чувствами. Он отослал бы назад этого Хиндемита, но не было причины.

Эдак могут прийти тысячи разных хиндемитов и заявить: «Мы хотим идти вместе с тобой! Дай нам какое-нибудь задание, Раубольд! И не кричи на нас так, Раубольд! Успокойся, мы хотим идти с тобой!» Задание у него было готово: взятие власти народом, претворение в жизнь идей партии! Все это ставило целую массу самых всевозможных задач, которые необходимо быстро решать, а его опасения могут только повредить делу.

Раубольд решил держать себя в руках и не взрываться, насколько это возможно, однако если речь пойдет о каком-нибудь матером нацисте, который превращал жизнь людей в сущий ад, то тут он, Раубольд, за себя не ручается.

Раубольд улыбнулся. Ведь цели, ради которых они решили сражаться, можно объяснить простыми словами, без всякого крика, без угроз, и люди его, разумеется, поймут. Ну а кто не захочет понять, можно и силу применить. Сила — тоже аргумент, хотя и не самый важный.

Раубольд встал и сказал:

— Поехали!

Сели в машину и, дождавшись Ентца, поехали к Хайнике. Трое вооруженных солдат, облокотившись на крышу кабины, держали в руках автоматы и зорко просматривали улицу, однако она была безлюдной.

4

На лестнице послышались чьи-то шаги. Таллер сначала услышал их (наконец-то шаги!), а затем кто-то повернул ключ в замочной скважине. Его ослепил яркий свет карманного фонарика (наконец-то свет!). Таллер закрыл лицо руками, радуясь тому, что наконец-то за ним пришли.

— Выходи! — приказал Херфурт.

Таллер с трудом поднялся. Всю ночь напролет он не спал, хотя сидеть в каземате ему приходилось и раньше. Он дрожал от холода.

— Слава богу! Как хорошо, унтер-офицер, что ты, пришел за мной, а то я уж начал думать, что мне придется околеть в этой камере. Холод собачий! Воняет прелой картошкой, не продохнешь. А я терпеть не могу этого запаха. Такой дыры, как эта, мне еще никогда не приходилось видеть.

Херфурт сорвал с Таллера куртку, которую ему дала Элизабет Шернер, и бросил ее к его ногам.

— Дружище, оставь это. Жакет не так уж и плох, только очень тонок. Он напоминает мне нашу форму, в которой мы мерзли зимой сорок первого года под Москвой. Ты еще не забыл этого?

— Тебе эта куртка больше не понадобится.

— Точно, точно, унтер-офицер, — согласился Таллер. — Дай мне мой китель. Он мне больше к лицу. Как паршиво, должно быть, я выглядел в этой куртке, которая шилась не для меня…

Херфурт рассмеялся.

— Я выглядел смешно. Хорошо еще, что у меня не было зеркала и я не видел в нем себя.

— Заткнись, Таллер!

Таллер отпрянул назад и прислонился спиной к стене. Руками ощупал кирпичи, которые показались ему отполированными. Провел рукой по пазам между кирпичами. Он только теперь заметил, что вместе с унтер-офицером Херфуртом пришли двое часовых.

— Ты этого не сделаешь! — закричал Таллер.

— Могу.

— Унтер-офицер!

— Поздно, Таллер!

— Вспомни наши бои, Херфурт!

Херфурт пнул Таллера ногой, а кулаком ударил в шею. Удар был очень сильный, но Таллер смолчал. Его толкали вверх по крутой лестнице. Он кряхтел, запинался, но вскоре оказался у двери, освещенной тусклой лампой. Вышли во двор. Перед домом стоял обыкновенный кухонный стол.

Оба часовых провели Таллера чуть вперед и остановились.

Таллер опустил голову на грудь. Херфурт сел за стол. Часовые стали по обе стороны от Таллера. Оба они были не бриты, в глазах застыл страх.

Таллер никак не мог понять, что же с ним теперь сделают. Недоумевающим взглядом он посмотрел на солдат, которые выстроились полукругом перед столом. Тут же стояла и Элизабет Шернер. Таллер пытался перехватить ее взгляд, но она явно избегала этого.

— Идет военный трибунал! — монотонно произнес Херфурт.

В горле у Таллера защекотало, будто ему хотелось засмеяться.

«Херфурт решил припугнуть меня и разыграть комедию заседания военного трибунала. Он, видимо, решил, что как только я увижу кучу людей и стол, то сразу же наложу от страха в штаны. Такого удовольствия Херфурт не получит», — думал Таллер.

— Слушается дело о дезертирстве, — продолжал Херфурт.

Таллер поднял голову и посмотрел на густые кроны сосен, сквозь которые не могли пробиться солнечные лучи, Утро выдалось прохладное, и Таллер поежился, подумав, что Херфурт слишком затянул эту комедию, что давно пора ее кончать. «Скорее бы отпустил меня, чтобы я как следует мог выспаться».

Однако вместо этого Таллер услышал, как изо рта Херфурта вылетали слова:

— …Он нарушил присягу!.. Совершил дезертирство!.. Дезертирство!

После небольшого перерыва унтер-офицер Херфурт огласил приговор по делу Таллера:

— Приговорить к смерти через повешение!

Таллер зашатался. Он изумленно посмотрел на часовых, которые схватили его под руки и повели за дом. Таллер почти не сопротивлялся. Он вдруг засмеялся наивным детским смехом.

Когда они завернули за угол дома, Таллер увидел, что под большим деревом стоит пустой ящик, а с толстой ветки свисает веревочная петля.

Таллер в ужасе закричал. Часовые заткнули ему рот тряпкой, заломили руки за спину и связали их.