Правда, не все из этих девушек были сиротками и не все были бедными, потому что даже дочери вполне состоятельных родителей, закончив женские гимназии и прогимназии, вдруг неожиданно для себя выясняли, что практика Российской империи совершенно не предполагает их дальнейшего образования, трудоустройства и активной общественной жизни. Не предполагает — это от слова совсем. В основной редакции истории большая часть этих девушек эмигрировали в поисках знаний в Европу, как сестры Склодовские, или же пополнили ряды различных революционных сект. Но в этом историческом потоке Югороссия, в которой с самого начала существовало реальное, а не задекларированное равноправие мужчин и женщин, подобно мощному насосу вытягивала этот контингент как из Российской империи, так и из развитых и не очень больших и малых европейских стран.

К примеру, француженка теоретически могла, заплатив немалые деньги, отучиться в Сорбонне и получить диплом врача. Но собственная практика для нее оставалась бы пределом мечтаний. И это в просвещенной и либеральной Франции! А что уж тут говорить про жестко патриархальную Германскую империю, где принцип трех «К» окончательно был похоронен только вместе с Третьим Рейхом. Еще было какое-то количество искательниц сытной жизни из Англии, постепенно впадающей в условиях морской блокады в нищету.

Но этим девушкам европейского происхождения при всей их образованности и большей частью имеющих дипломы об образовании, тоже необходимо было пройти своего рода курсы повышения квалификации при недавно созданном Константинопольском университете, на которых их знания второй половины XIX века были бы подтянуты до уровня начала XXI века. К тому же им приходилось выучить русский, греческий и турецкий языки, на которых в основном изъяснялась многонациональная Югороссия.

Эта вторая составляющая женского контингента, фланирующего по набережной, была значительно меньше первой и отличалась от уроженок России как разноязыким говором, так и некоторым пренебрежением югоросской модой, которая даже для француженок казалась слишком смелой и вульгарной. Напротив, русские «сиротки» были одеты полностью в соответствии с модой сто лет тому вперед, ибо в основном являлись слушательницами курсов по подготовке секретарей-референтов, или, по местному, младших клерков для присутственных учреждений Югороссии, и курсов учителей начальных классов.

Заполнять эти должности мужчинами адмирал Ларионов и канцлер Тамбовцев считали недопустимым расточительством. Мужчины, если они были, конечно, настоящими мужчинами, должны служить в армии или работать на тяжелых и опасных производствах. Применительно для Югоросской талассократии это означало, что мужчины должны плавить сталь, строить из нее корабли и ходить на этих кораблях по морям.

Молодой, недавно созданной стране были нужны такие же молодые, грамотные и амбициозные специалисты, и ей было абсолютно все равно — какого они пола. Женский был даже предпочтительнее, потому что вслед за невестами в Константинополь потихоньку начинали тянуться и женихи, правда, в основном из Российской империи.

Помимо русской и европейской составляющей в этой воскресной, празднично одетой цветастой женской толпе, был и третий, самый малочисленный, но зато самый заметный компонент в виде гречанок и турчанок, бывших обитательниц многочисленных гаремов турецких высших чиновников и вельмож, прекративших свое существование вместе с Оттоманской Портой, и которые в круговерти событий прошлого лета были выбиты из привычной жизненной колеи. Но они нашли в себе силы и волю к жизни для того, чтобы воспользоваться предоставленной им свободой и вести независимую самостоятельную жизнь. Эти яркие и сочные восточные красавицы даже в праздничной и разряженной толпе выглядели, как экзотические тропические птицы в стае сереньких горлиц и нахальных воробушков.

Все это красочное многоцветье разбавляли мужчины, одетые в черные флотские мундиры. Собственно, они и были теми, ради кого и собрался сюда, на набережную у дворца Долмабахче, такой цветник. Наяривал бравурные марши духовой оркестр, а ветер трепетал флагами расцвечивания над выстроенными в кильватерную колонну у набережной боевыми кораблями Югороссии. Флот Югороссии уходил на войну, войну за правое дело, свободу, счастье и саму жизнь для ирландского народа, а оттого справедливую и освободительную. Адмирал Ларионов приказал устроить по этому поводу народное гуляние. Завтра утром вся эта мощь снимется с якоря и направится в сторону Мраморного моря для того, чтобы вскоре обрушить свою мощь на Британию, превратившуюся в логово современных людоедов. Даже удивительно, как мало надо некоторым народам для того, чтобы полностью одичать и окунуться в кровавый беспредел в стиле древних восточных деспотий. А ведь совсем недавно эти люди еще считали себя законодателями европейских мод и хороших манер, не разрешавшими всем остальным ковырять в носу.

Уходил на войну и БПК «Североморск». Ольга Пушкина, нарядившись в свое лучшее платье, вышла на набережную проводить своего любимого, и сейчас чинно шла с ним под ручку, гордая тем, что у нее есть такой замечательный жених. Гордая вдвойне от того, что сегодня у них был своего рода юбилей — ровно десять месяцев прошло с того момента, как судьба-злодейка свела их на борту старой турецкой лоханки «Звезда Синопа». С тех пор утекло много воды, но по-прежнему, когда Ольга смотрела на мужчину, которого она назвала своим женихом, сердце у нее сжималось от любви и тоски. Ведь хоть он и шел сейчас рядом с ней, но до того момента, когда брак их мог быть дозволен, оставалось еще целых два с половиной года. И в этом югоросские законы были не менее суровы, чем законы Российской империи, хотя и из несколько иных соображений.

Так что все, что сейчас им было доступно до достижения Ольгой совершеннолетия, так это чинно прогуливаться под ручку, получая от этого процесса огромное удовольствие. Все встречные девицы, некоторые из которых были Ольге знакомы по работе в госпитале, в большинстве своем гуляли чисто женскими компаниями, и лишь некоторые имели своих кавалеров, а некоторые и женихов, но чаще — просто «сочувствующих» мужчин, пока еще не определившихся в серьезности своих намерений.

Но, боже, как было приятно Ольге раскланиваться со знакомыми и малознакомыми девицами, большинство из которых были лет на пять-шесть старше ее, и произносить ангельским голосом по-французски или по-немецки нечто вроде:

— Мадемуазель Екатерина (Анна, Элеонора, Констанция, Гертруда и т. д.), позвольте представить вам моего жениха, капитана морской пехоты Игоря Синицына. …Да, папа в курсе, и мы поженимся сразу же после того, как мне исполнится шестнадцать лет. …Да, мы встретились при весьма романтических обстоятельствах. Он вырвал меня из рук страшных разбойников-работорговцев, а я, неблагодарная, ранила его в самое сердце. …Да, мы рассчитываем жить долго и счастливо, мой муж обязательно станет генералом, а я рожу ему много красивых, здоровых и умных детей.

И мадемуазель Констанция краснела своим французским лошадиным лицом, потому что ей такого красавца-югоросса было не заполучить никогда в жизни, тем более что по тем взглядам, которые Игорь бросал на свою юную спутницу, все видели, что он тоже в нее пылко и нежно влюблен и считает дни до того момента, когда священник в церкви соединит их судьбы перед Богом и людьми.