Сам великий князь Константин Николаевич до определенного момента, как и всякий либерал и вольнодумец, считал образцом для подражания британцев, которые, как ему тогда казалось, являлись светочем цивилизации и прогресса. Но с появлением на политической арене Югороссии его политическая ориентация подверглась изрядной коррекции, потому что только внешне югороссы казались консерваторами. Для тогдашней же Российской империи они выглядели отпетыми либералами, не делящими людей по полу, социальным классам и национальностям, а рассматривающими только их личные качества.

Внедряемые ими всеобщее образование и бесплатное медицинское обслуживание были для России вещами просто немыслимыми. А идея не выселять турок с территории их проживания, а интегрировать их в свое общество — разумеется, тех, кто пожелает остаться? А работающие женщины — и не швеи, прачки и проститутки, а представительницы более серьезных специальностей, которых в одном только Константинополе было больше, чем во всей остальной Европе? Нет, для Константина Николаевича, который, являясь либералом, не переставал быть патриотом России (в противовес иным деятелям, для которых либерализм часто заключался в ненависти к своей Родине) Югороссия представлялась идеальным образцом государственного устройства, к которому надо стремиться.

А флер идеального государственного устройства, в который для отечественных либералов издавна была окутана Британия, со временем поизмялся, поистерся. После же рождественской резни в Корке он начал расползаться. И только немногочисленные адепты секты «свидетелей парламентаризма» продолжали свято верить в то, что бриттам в данном случае позволено всё — ведь они — умная и просвещенная нация, которой свыше позволено наказывать глупую и непослушную. Но это течение считалось маргинальным даже среди либералов.

И вот на палубе «Петра Великого» в парадной форме выстроена команда, оркестр на набережной наяривает «Прощание славянки» — неофициальный гимн Советского и Российского ВМФ, а теперь еще и Русского императорского флота. Звучит команда «Смирно», командир броненосца, капитан 1-го ранга Ипполит Константинович Вогак рапортует генерал-адмиралу о готовности корабля к бою и походу. Тем временем в машинном отделении полуголые из-за жары кочегары кидают в топки уголь, поднимая пары до марки, и дым единственной трубы из жидкой беловатой струйки постепенно превращается в густой черный столб, который порывистый ветер уносит в сторону моря.

Выслушав рапорт, генерал-адмирал кивает и приветствует команду броненосца, поблагодарив ее за успешную подготовку к походу и благословляя на ратный подвиг. Звучит громовое троекратное «ура» государю-императору Александру Александровичу.

Под звуки гимна броненосец выбирает якоря и отдает швартовы, а подошедшие буксиры подают ему концы. Первую милю в этом походе «Петр Великий» проделает на буксире, вплоть до конца прохода, пробитого портовыми ледорезами в слабом прибрежном льду. Только выйдя в открытое море, броненосец отпустит своих провожатых и пойдет своим ходом. Поход к Белфасту начнется, и теперь никто не поможет Британии избежать заслуженного возмездия за совершенные ею преступления. По пути к «Петру Великому» должны присоединиться корабли Дании и Голландии, где еще не забыли весьма вольное поведение «джентльменов» в начале века. Вскоре «просвещенные мореплаватели» увидят, что весь мир ополчился на них, вспомнив все те обиды и оскорбления, на которые была так щедра Британия…

15 (3) апреля 1878 года.

Северный Атлантический океан, к юго-западу от Ирландии.

На борту «Алабамы II».

Виктор Брюсов, некоронованный король Ирландии

— Проходите, господа! — седовласый адмирал Семмс пригласил присутствующих проследовать в его каюту.

Я огляделся. Командующий Добровольческим корпусом генерал Форрест — кряжистый, с щегольскими бородкой и усами, до сих пор еще черными, хотя в них кое-где и проглядывались седые волосы; шотландец майор Колин Мак-Диармид, в шотландском килте с прикрепленным к нему непременным «спорраном» — сумкой с тремя кисточками, служащей каждому настоящему шотландцу вместо карманов; майор Рагуленко, в форме морского пехотинца; командир «Королевских стрелков», полковник Деннис Маккарти; и, наконец, в югоросской флотской форме черного цвета командир «Адмирала Ушакова» капитан 1-го ранга Михаил Владимирович Иванов. Все, кроме Слона, прониклись серьезностью момента и сидят с каменными лицами. Зато Сергей сейчас больше всего напоминает охотничьего пса, вставшего в стойку. Ну да, этого головореза хлебом не корми, лишь дай пострелять по очередному врагу… Причем я этому врагу не позавидую, кем бы он ни был.

— Господа, — начал я. — Мы почти у цели. О подробностях нам расскажет капитан первого ранга Иванов, — и я взглянул на Михаила Владимировича.

Тот встал и четко доложил:

— Ваше величество, согласно нашим данным, мы приблизительно в трехстах шестидесяти десяти милях от Ирландии. Ветер попутный, скорость эскадры около восьми узлов. Дать более или менее точный прогноз погоды сложно, но по имеющимся у нас данным, перемена погоды в ближайшие сутки маловероятна. Ожидаемое время прибытия к заданной цели — вечер завтрашнего дня. При резкой перемене погоды крайний вариант — прибытие паровой части эскадры к вечеру восемнадцатого числа.

— Благодарю вас, Михаил Владимирович. О том, каковы планы восставших, нам расскажет полковник Маккарти.

— Ваше величество, — прокашлявшись, произнес командир «Королевских стрелков», — в последнее время активность красных мундиров резко пошла на убыль. Главные тому причины — переполненные тюрьмы. В Слайго девятого апреля были приведены в исполнение около десятка смертных приговоров в отношении тех, кто решил признать свою вину. Большинство же арестованных приговорили к смертной казни первого мая, по истечении срока рассмотрения апелляции.

Конечно, подать апелляцию никому так и не дали, но тут речь идет об известных личностях, так что отсрочка создает хотя бы некоторую видимость законности. А в Киллмейнхеме вспыхнула эпидемия гриппа среди заключенных и частично персонала тюрьмы, в результате чего был объявлен строгий карантин и казни приостановлены до его окончания. В некоторых других тюрьмах — в Корке, в Голуэе, Белфасте и Дерри — все еще происходят казни без суда и следствия, но и там вешают относительно немногих из-за нехватки палачей. Смертность от плохих условий, тесноты и голода куда выше, чем от веревки с мылом, а тюрьмы на западе и юге набиты битком… Именно поэтому массовые аресты в данный момент не производятся нигде, кроме Ольстера.

Должен сказать, что наши предварительные планы по доставке оружия в Лимерик, Уотерфорд и Голуэй выполнены успешно. Ровно в шесть часов утра в Страстную пятницу, девятнадцатого апреля, начнется восстание в Лимерике и Уотерфорде. Ожидается, что восемнадцатого апреля «красные мундиры» оттянут большую часть своих сил в эти города. Возможно, что часть из них уйдет и в Дублин, так сказать, на всяких случай. Но даже если этого не произойдет, то и в Голуэе, и в Корке резко уменьшится численность оккупационных войск.