твоя золотая сеть. Насладился тогда своей властью, правда? — покачала головой Афродита впервые с того случая смотря Гефесту прямо в глаза не скрывая своей злости. — нелепые, обнаженные, сплетенные проклятой сетью в соках любовных утех? Молотом своим ты убить нас не мог? Огнем опалить. — прошипела Афродита. — зато созвал Олимп…насмеялись? — Афродита не замечает, как по щекам ее текут слезы.

— Все дети твои не от меня. — в голосе Гефеста слышна боль. — но о ловушке я потом пожалел… — он прошел мимо жены остановившись у двери и обернулся… — как и о том, что расстался с тобой…

Увы, он и сам не умел любить без оков….

*Полина

Горящий розовым дымом притягательный закат…что может быть красивее чем розовый вечер? Розовый закат? Пожалуй, для меня, как для художника розовый закат, можно назвать, пожалуй, одним из вдохновляющих природных явлений, впрочем, как и для многих людей. На секунду, я подумала, что никогда не рисовала никого на фоне такой красоты, а жаль. Ведь куда приятнее находится в полумраке приближающейся ночи, чем изнывать от ярких солнечных лучей в тоске по сумраку ночной жизни. Я представила, как это было бы интересно заполнять чистый холст этим бесподобным розовым оттенком заката. Так и можно было бы назвать картину «розовый закат» и смысл тут совсем не в лесбиянках. Покрутив пальцами нежно-розовые сердечки-серьги, я улыбнулась, поймав в отражении крупного стекла улыбку Стаса. Он пригласил меня провести вечер в месте и я согласилась на это предложение. Выбор места встречи пал на популярное здание в нашем городе носящее игривое название «Инкогнито». Часть этого заведения была выполнена полностью из стекла, открывая потрясающий вид на город. Обычно про такое явление говорят «как на ладони». Это заведение нельзя было назвать стриптиз-баром, как и нельзя назвать гостиницей с интимными услугами, хотя заведение носило явно эротический характер начиная с самого холла, где тебя встречаю миниатюрные ростом, но пышные телом озорные девочки-кролики. Я заметила их сразу, стоило нам переступить порог этого заведения. Одна из таких вот кроликов подлетела к Серому и начала поправлять воротничок и галстук, а вторая любезно предложила мне фужер шампанского, но я отказалась. Далее мы столкнулись с хозяином этого места…к моему удивлению, Стас поздоровался с этим проходимцем очень мило и как-то по-дружески. Митя или Митяй, что в целом-то, не так уж и важно не сводил с меня своего хищного взгляда, но мне как-то не привыкать к такому. После нескольких бытовых фраз мы направились к лифту и он понес нас вверх на самый последний этаж.

— Я замерзла. — разрушила тишину я обернувшись на Серого и он сняв с себя куртку, накинул ее на мои плечи. — спасибо. Неудобно, каждую нашу встречу я отнимаю у тебя вещи. — засмеялась я.

— Да брось ты, — Серый закурил. — такие мелочи. — облокотившись спиной о балконный косяк ответил он выдыхая в сторону дым. — тут красиво. — улыбнулась Стас. — что ты думаешь про круг Сансары? — вдруг спросил Серый.

— Хм. Ты про круг жизни? — обернулась я. — ну, я имею в виду, круговорот рождения и смерти, перерождение души. Так сказать непрерывность и цикличность событий. Что я могу об этом думать? Божественной Нирваны достигнут только высшие существа, а всем нам так и придется постоянно вращаться в круге перерождения, ведь мы вовлечены туда законами кармы. — вздох. — а что думаешь ты?

— Легенда гласит, что Будда, — Стас выдохнул дым в сторону. — собственноручно выложил рисом схему колеса Сансары, которая состояла из обода и восьми спиц, соединенных со ступицей. — он вздохнул. — но это легенда, а я думаю, что Сансара это круг страданий, и выход даст состояние блаженства. Но ты ведь права, — он посмотрел на меня и улыбнулся. — колесо Сансары удерживает душу человека, если праведных поступков недостаточно для перехода для более высокого уровня. Оно предлагает душе заново проходить все жизненные испытания, пока задача не будет отработана должным образом.

— Стас, странный такой вопрос, но ты когда-нибудь был натурщиком? — улыбнулась я.

— Натурщиком? — удивился Серый. — позировать для художника? Честно сказать, ты подумаешь, что я быдло, но…

— Но? — я склонила голову на бок и положила руку ему на грудь.

— Но я кручусь в обществе братков, проституток и всякого сумасброда. Увы, у меня и художников то нет знакомых, но искусство ценю. Это у меня, от отца. — Стас грустно улыбнулся. — он у меня был любителем изобразительного искусства и осталась неплохая такая коллекция. А что такое?

— Нет знакомых художников? — опешила я. — а как же я?

— Оу, не подумал бы, что общаюсь со знаменитостью. — засмеялся Серый. — и что ты…

— Я рисую обнаженную мужскую натуру. — улыбнулась без всякого стеснения я. — знаешь, скажем так, как ты член преступной группировки, так и я являюсь участницей одной очень приватной, но одновременно очень публичной организации по воплощению самых сексуальных желаний и фантазий. — вздох. — скажем так, я посвятила себя не только творчеству в живописи, но и фотосъемке. — нежно проведя пальцами по его грубой ладони, я склонила на бок голову и игриво улыбнулась, чувствуя, как в груди стало очень горячо. — я, как никто другой знаю, что мужская обнаженная натура умеет волновать.

— Хм, звучит очень интересно, Поль. — его ладонь крепко сжала мою кисть. — уверен, что мужчинам очень тяжело тебе позировать, ведь когда тебя рисует такая милая женщина, то даже самый свирепый мужчина перед тобой обернется котенком.

— Ох, Стас, если бы ты только знал, как это прекрасно: от твоих рук мужское тело обнажает истинную красоту. Так ты говоришь, что никогда не позировал? — улыбнулась я. — не хочешь попробовать?

— Я? — опешил Серый. — ну я не знаю… — замялся некогда смелый бандит. — как-то это…неудобно что-ли. — он опустил взгляд в пол, но я не унималась.

— Давай прямо сейчас? — быстро захлопав ресничками спросила я. — Стас, ну, пожалуйста, разве для тебя это проблемно?

И он подался моим просьбам. В этой самой части, куда падает розовый закат, расположился и Серый, который появлялся на холсте с моим очередным мазком. Этот крепкий мужчина относился к числу «вымирающих» видов: чистейший мужской шарм, бешеная сексуальная энергетика. Его бесподобные изумрудно-карие глаза отдавали блеском серости и подчиняли, увлекали в совершенно иной, словно потусторонний мир. Он лежал на холодном стекле, заставляя покрываться мурашками все его чувственное тело, отчего твердела крепкая мужская грудь, но стыдно признаться, от