Бакли отправил ооновских чиновник в штаб выпить кофе, который на всех сварила О’Тул, а сам остался на крыльце вместе со мной.

— Я его предупреждал! Зачем он лезет в дела отряда?

— Совбез ООН оплачивает счета «Земли».

— Ну вот пусть дальше и оплачивает. А за нашей подготовкой вы поставлены следить.

— Не надо было тебе его цеплять с Мустангом! — сэр Энтони тяжело вздохнул, стряхнул с рукава пиджака какие-то соринки.

— И он сразу нас попытался зацепить с этим вызовом от нью-йоркской полиции! Мы были квиты

— Что случилось с Джонни? — прямо спросил Бакли

— С ним все будет хорошо! — с нажимом ответил я

— Доусон теперь с отряда не слезет. Может и бюджет ВШК урезать!

— Пусть попробует. Запустим в прессу фотографии этого ссыкуна

Тут вот Бакли явно испугался.

— Вы его сфотографировали?!?

— Да

— Зачем?

— Затем, что если он будет ставить палки в колеса, то будет окончательное возмездие. Как с тем дедом-фашистом.

— Каким дедом?

— Служил один мой товарищ в группе советских войск в Германии. И был там один случай нехороший… Водитель военной машины-ассенизатора немецкого дедушку задавил. Ехал в темноте, нечаянно зацепил старичка на велосипеде… дедушка и скончался. Разумеется, военные прокуроры, следствие. В части общее построение, бедолага-водила стоит с опущенной головой посреди плаца… Комполка с трибуны орёт, тыча в него пальцем:

— Старый немец… пенсионер! Во время войны был танкистом в СС Дохлая башка! Несколько раз был подбит и горел в Тигре! Попал в плен! Семь лет отсидел по советским лагерям! Чудом полуживой вернулся домой. И вот! Десять лет спустя у порога собственного дома в родном городе погибает под колесами советского говновоза! Как это называется? Водила поднимает голову, говорит громко:

— Возмездие!

Бакли закашлялся, пытаясь скрыть смех. Достал платок, вытер лоб.

— Также будет и с Доусоном. Будет вредить — будет возмездие. У нас для этого есть американская пресса.

— Вы страшный человек, подполковник

— Нашу встречу надо закончить на позитивной ноте — вздохнул я — После кофе, приглашаю вас пострелять в наш тир. Там все готово.

* * *

Сбагрив делегацию Незлобину и Гейтсу — заодно шепнув им, чтобы дали пострелять чиновникам — я захватил Ильясовых, вернулся обратно к Джимми в комнату. Там мы его перегрузили на носилки и тайком спустили в подвал рядом стоящей котельной. Приковали наручниками и длинной цепью к трубе, что шла по стене, кинули матрас.

— А в туалет он куда будет ходить? — поинтересовался Тимур

— Поставите ему ведро

— Выносить за этим нариком? — сморщил нос Адгам

Я прихватил его за ремень разгрузки — И выносить и кормить из столовки завтраками, обедами и ужинами. Ясно?

— Да он все-равно сдохнет — Ильясов-младший побледнел — Как только его с цепи снимем, опять начнет употреблять

— Пока человек жив, шанс всегда есть. У нас в части, где я начинал служить случай такой был. Один старослужащий издевался над молодым. То «велосипед» ему сделает — подожжет бумажки между пальцами ног. То пальцы рук во время сна опустит в стакан с водой, чтобы парень обоссался ночью. Ну и однажды на построении… Короче накипело у молодого. Ему фуражку в строю дед сбил с головы. Сзади стоял. А он выхватил штык-нож из ножен и как всадит с разворота в грудь. Со всей дури.

Мы вышли из котельной, я запер железную дверь на замок, вручил ключ старшему Ильясову.

— Ну и что дальше то было? — заволновался младший

— А дальше мы кинулись их разнимать, а старослужащий стоит живехонек, глазами лупает.

Получилось так, что смертельный удар в грудь пришелся. Ровно в выпуклую латунную пуговицу и не просто в пуговицу, а точнехонько между серпом и молотом. Удар был такой силы, что пуговицу вывернуло в обратную сторону. У деда потом остался круглый шрам на солнечном сплетении. Вот так то, бойцы… Жизнь она иногда сильнее смерти.

Я щелкнул зонтом, раскрывая его. Ветер все усиливался, похоже осень в Нью-Йорке «порадует» нас новыми штормами.

— Неужели молодому все спустили? — поинтересовался Тимур

— Из нарядов не вылезал. А так да, комбат решил все спустить на тормозах. Ему чэпэ в части не нужно было. Это дед с молодым потом до дембеля лучшими друзьями были. И на гражданке я слышал, в гости друг к другу ездили.

* * *

Встречу с Мэлоди я назначил в Хобокене, во втором клубе. Заодно дернул и Майка-директора — проверить, как идет переоборудование. Вывеска с кулаком и названием «Клуб по боям без правил» уже висели на здании, внутри шел монтаж октагона. Столбы стояли, рабочие натягивали рабицу.

— Парник уже ходят на тренировки во второй клуб в Квинсе — Майк хоть и щеголял большим фингалом под левым глазом, но выглядел бодрым и деловитым — Сколько брать с посетителей?

— Двести баксов в месяц абонентки — я прошелся по канвасу — он остался об боксерской секции. В принципе сойдет. Можно и бороться и нормально спарринговать.

— Че то дорого — почесал в затылке директор — Боксеры берут сотку, борцы и каратисты полторы сотни максимум

— У нас вообще нет конкурентов — отмахнулся я — Кстати, завтра сходи к юристам и обсуди можно ли запатентовать концепцию боев без правил. Октагон и прочее. Ну я тебе уже рассказывал.

— Лады, схожу. Но двести баксов это все-равно много.

— В январе, как пойдет движ, поднимем до трехсот. И тысяча баксов — участие в чемпионате. Взнос.

— Не, не согласится народ — покачал головой Майк — И старички наши, с парковки. Разбегутся. Зуб даю.

— Эти пусть ходят бесплатно. Раз уж были с нами с самого старта. Но все новые пусть платят двести.

Директор принялся меня убеждать, что не будет у нас учеников за такую цену. А я лишь усмехался, поджидая Мэлоди. Был, был у меня козырь в рукаве на этот счет. На громкий голосо и размахивания руками Майка из тренерского кабинета вышел тот самый пожилой седой негр — Гарри Голдинг. Именно он показывал нам клуб, когда мы собирались его купить.

— Ник, я тут поговорил с Гарри — тут же понизил голос Майк — Он готов у нас поработать полгодика. Сейчас устроиться треннером по боксу сложно, а мужик привык