чего на самом деле нет. Таким образом, у них показатель отсутствия диагноза может быть около пяти процентов. Пожилые судмедэксперты с возрастом учатся больше сомневаться, и поэтому уровень отсутствия диагноза может составлять порядка 20 процентов.

В отличие от клинической медицины, судебные дела нельзя отсортировать.

Другими словами, в клинической медицине случаи классифицируются в зависимости от степени срочности, серьезности ран или болезней. Это определяет порядок лечения большого числа пациентов и/или пострадавших. Но в судебной медицине самые простые случаи могут оказаться самыми сложными, а самые сложные – самыми простыми. Вот почему в криминалистике не дают якобы легкие дела младшим и предположительно сложные дела старшим. Это так не работает.

Например, то, что кажется простым наездом на пешехода, может оказаться сложным делом об изнасиловании и убийстве. Или полиция может обнаружить тело мертвой женщины, брошенное на обочине дороги. Первоначально можно заподозрить изнасилование и убийство, но на самом деле это ДТП с участием пешехода, случившееся без очевидцев.

Существуют и другие сценарии, в которых результаты вскрытия ничего не показывают – например, когда человек умирает из-за позиционной асфиксии. Представьте себе, что он попытался влезть в здание через окно и застрял на уровне живота. В другом сценарии кто-то мог упасть так, что голова застряла в углу кровати или шкафа. Если человек в то время был пьян или принимал успокоительное, его дыхание могло быть нарушено, что привело к смерти. В таких случаях место смерти имеет решающее значение.

Нужно видеть точное положение тела в момент смерти – in situ[88], так сказать, – иначе поставить диагноз станет практически невозможным. Независимо от того, насколько хорошо оборудован морг и опытен судмедэксперт, диагностировать позиционную асфиксию в морге нельзя.

Криминалистика требует, чтобы ум ежедневно был настроен на решение головоломок. Можно сказать, мы заняты разгадыванием загадок.

Рассмотрим синдром внезапной детской смерти (СВДС), который определяется как «внезапная смерть ребенка в возрасте до одного года, которая остается необъяснимой после полного вскрытия и исследования места смерти и является наиболее распространенной причиной смерти в постперинатальный период в странах с относительно низким уровнем младенческой смертности»[89].

Большинство смертей от СВДС происходит в возрасте от одного до шести месяцев, а пик приходится на два месяца. Мальчики умирают немного чаще.

СВДС, как правило, чаще встречается в холодные и влажные месяцы. Суть этого феномена заключается в том, что смерть наступает неожиданно и вскрытие не выявляет адекватной причины.

За последние десятилетия судебно-медицинские эксперты проверили все, что могут считать причиной СВДС: от домашних клещей, ботулизма, длительного апноэ во сне и кровоизлияний в позвоночник до различных метаболических нарушений, гипертермии и вирусного бронхиолита. СВДС остается одной из величайших загадок в современной судебной медицине. Возможно, он вызван чем-то, чего мы не видим, потому что не знаем, что искать. Или, возможно, мы не можем увидеть причину, потому что она просто невидима[90].

Тогда возникает вопрос: сколько времени и денег следует потратить на дело, прежде чем сдаться? Примерно в 15 процентах клинических случаев СВДС в конечном счете при тщательном исследовании может быть установлена адекватная причина смерти. Однако 85 процентов случаев останутся неясными, и будет поставлен диагноз СВДС.

Однажды мне пришлось проводить вскрытие тела, которое прошло через измельчитель древесины. Излишне говорить, что расследование такого рода дел может быть очень сложным и трудоемким. Потребовалась абсолютная самоотверженность, чтобы тщательно прочесать человеческие останки и попытаться решить головоломку.

Необходимость успокоиться и решить головоломку – вот что такое судебная медицина. Временами загадка кажется неразрешимой – почти как пазл из миллиона кусочков. В такие моменты человека охватывает сильная меланхолия, как при взгляде в бездну.

Но тогда просто напоминаешь себе: каждый пазл начинается с одного кусочка.

14 

 Жизнь на свидетельской скамье

Я провел бесчисленное количество часов на свидетельской скамье, давая показания перед судьями и магистратами. Меня допрашивали и подвергали перекрестному допросу. Временами мне казалось, что я сам являюсь обвиняемым, – возьмем хотя бы следующий пример линии допроса.

– Вы говорите, мозг выглядел бледным? – провокационным тоном спросил меня прокурор. – Что значит «выглядел бледным», доктор? Я бледен? Вы бледны? Стенографистка бледна? Ваша рубашка бледная? Что именно вы имеете в виду, говоря «выглядел бледным», доктор?

Прокурор был неумолим. Как я часто говорил, идеального убийства не бывает. Однако существует такая вещь, как идеальный юрист.

Так что нужно оставаться очень собранным на свидетельской скамье. Следует встать, высказаться и – при необходимости – заткнуться. Тут нет места для личного мнения – нужны только твердые, научные, фактические доказательства. Суды перегружены; нередки случаи пересмотра дела 2007 года в 2019-м.

Я провел много часов, добираясь до маленьких залов судебных заседаний в крошечных провинциальных городах, только для того, чтобы прибыть на рассмотрение дела, которое отменили. Я слышал множество причин: адвоката нет, у адвоката спазм спины. Стенографистки нет. Свидетеля нет. И самая частая причина: нет переводчика (Конституция ЮАР признает 11 официальных языков).

Нередко обвиняемые меняют свое имя в камере предварительного заключения, и на скамье подсудимых оказывается не тот человек. Преступники используют все уловки, чтобы затянуть судебное разбирательство. Порой пропадают документы, и это приводит к задержкам в судебных разбирательствах.

Безусловно, очень неприятно, когда дела откладываются. Целый день может быть потрачен впустую. Но я служитель правосудия, и это, к сожалению, издержка профессии. Мне остается только улыбнуться и вернуться в морг.

Природа судебных разбирательств, по-видимому, заключается в том, чтобы поторопиться и подождать. Судебные иски иногда имеют тенденцию разрешаться с помощью или без помощи судмедэксперта. Порой хорошенько подготовишься к изнурительному перекрестному допросу, а вопрос внезапно решается до или сразу после начала судебного разбирательства. В других случаях можно часами давать показания о чем-то, что кажется тривиальным и к чему, следовательно, ты не готовился.

Я нахожу, что много времени тратится впустую, когда эксперта приглашают в суд, тогда как достаточно было бы письменного медицинского заключения.

Иногда я задаюсь вопросом, не является ли театр судебных разбирательств просто своего рода отдушиной для пострадавших семей. Я также заметил, что, похоже, есть люди, которые стали «профессиональными» участниками разбирательств и ежедневно посещают суд, рассматривая его как своего рода реалити-шоу. Судя по всему, у них нет работы; у меня такое чувство, что они делают это ради удовольствия.