– Хочешь об этом поговорить? – спросила Ульяна.

Бабуся ответила не сразу. Вздохнула горько, тягостно помолчала и только после этого заговорила:

– Я звала его Лордом. Он казался мне таким благородным, что имя Иван, по моему мнению, ему совсем не подходило. Я любила его и мечтала выйти за него замуж. Но Лорд не делал мне предложения и твердил, что не хочет иметь детей. Однако я забеременела. Не специально, так получилось, но я очень обрадовалась! И думала, что Иван если и не разделит мои эмоции, то хотя бы смирится со случившимся. Но он настаивал на аборте. Я отказалась его сделать…

– Тогда почему Диана сказала, что Дрозд отправил тебя на аборт?

– Он уговорил меня… Сказал, что ему нельзя иметь детей из-за плохих генов: отец, мол, шизофреник с преступными наклонностями.

– Какой ужас! Тогда от него действительно нельзя было рожать.

– Я тоже так решила и отправилась в больницу. От ребенка избавилась, но и способность иметь детей потеряла. Иван поддерживал меня как мог. Я была ему за это благодарна, но… Любовь ушла, и я поняла, что мы больше не должны быть вместе. Мы расстались по-хорошему.

– Давно?

– Несколько лет назад. И вновь встретились только вчера. Все потому, что Иван являлся сюда в будние дни, а я по выходным.

– А ты знала, что он бывает в «Ветродуйке»?

– Нет. Слышала от ребят о каком-то Дрозде, но не думала, что речь идет о моем Лорде. По институту я его совсем не помнила. Лишь Марка (он уже тогда мне нравился) и Славку, главного артиста нашей команды КВН.

– И что ты почувствовала, когда его увидела?

– Ничего. Я не держала на него зла, ведь он сразу сказал мне, что не хочет детей. Конечно, мог бы сразу объяснить почему, я бы осторожнее была, но кому приятно признаваться в том, что ты появился на свет от психически больного человека…

– Тогда я ничего не понимаю, – растерянно протянула Ульяна.

– Так я ж еще не дорассказала… Ты спросила, что я почувствовала, когда увидела Ваню, и я ответила.

– А почему вы сделали вид, что незнакомы?

– Честно? – Женя подняла голову и посмотрела Ульяне в глаза. – Мне было стыдно признаваться, что тот, кого ребята так презирают, был моим мужчиной. Поэтому и сделала рожу кирпичом. Ваня последовал моему примеру.

– Но потом вы все же решили поговорить?

– Мы столкнулись в доме… – Бабуся тряхнула головой. – Вернее, было не так, совсем не так! Я ушла в дом и легла отдохнуть. Окно было открыто, и я услышала разговор Марка и Славы. Они обсуждали Дрозда… И я узнала из их разговора, что у Иванушки есть отец. Причем не приемный, а родной, который вырастил его. Ребята его знают, потому что тот работал сантехником в институте. Дрозд очень его стыдился и скрыл бы свое родство с «говенщиком» (именно так он отзывался о папаше), если бы не их внешнее сходство.

– Значит, папа-шизофреник…

– Выдумка! Иван сочинил ту историю, желая во что бы то ни стало избавиться от ребенка!

– Но почему?

– Ему дети не нужны.

– Но ты же не заставляла его жениться на себе или, когда родишь, признать отцовство, так?

– Конечно, нет. Но Иван никому не доверял. Он считал, что кругом одни подлецы и стервы. Был уверен, что обязательно придет время, когда я потребую у него алиментов. А еще хуже другой вариант – мой ребенок, когда вырастет, найдет его и призовет к ответу.

– Дрозд сам так тебе сказал?

– Да. Я позвала его в дом для разговора, и он все это мне выдал. Вот тогда я и стала осыпать его проклятиями…

– Но ты не собиралась претворять в жизнь свои угрозы?

– Естественно, нет. Я, как и ты, не способна на насилие. Более того, я до противности безобидна и незлопамятна. Ничего не поделаешь, наследственность: в нашей семье все женщины такие. – Женя тяжело вздохнула. Затем встряхнулась и сказала решительно: – Ладно, хватит нюни распускать! Пойду, как и Барин, катнусь. Ветер, смотрю, хороший.

Бабуся пошла в дом, чтобы переодеться, сказав в общем-то правду. Но тот факт, что ее безобидная и незлопамятная мама едва не убила своего мужа, оставила при себе. Зачем кому-то знать об этом? Ведь мать только ударила его бутылкой по голове – тот требовал выпивки полночи: орал во все горло и колотил кулаком в стену, а когда мама принесла бутылку, оказалось, что не ту, надо было не водку, а портвейн. Но когда по отцовскому лбу потекла кровь, она оказала ему первую помощь. А могла бы оставить его умирать, сказав потом, что сам расшибся. Ей бы поверили…

Женя много раз думала о том, что сама сделала бы именно так. Начатое (если уж ты на это решилась) нужно доводить до конца!

Сергей, почувствовав нестерпимую боль в паховой области, поднялся на ноги и бросил ребятам:

– Я в дом, таблетку выпью.

– Голова болит? – сочувственно спросил Марк.

– Немного…

На самом деле голова у Ветра не болела вовсе. Он был из породы тех счастливцев, кто не знал, что такое головная боль. Он не реагировал на магнитные бури, не страдал перепадами давления, с бодуна только много воды пил да мучился изжогой. Спина, правда, часто болела, но ведь после неудачного падения со сноуборда. Бывало, ноги ныли или руки, так и этому виной кайтинг. Как-никак экстремальный спорт, а не шахматы, то одну конечность повредишь, то другую, а иной раз и головой приложишься о борд. Потом так ломает, что трудно с кровати встать.

Но та боль, которую он испытывал в последнее время, была иного рода. Во-первых, она не пульсировала, а раздирала внутренности, во-вторых, со временем не притуплялась, а совсем наоборот: набирала силу, становилась злее, беспощаднее. Заглушить ее можно было только самыми сильными анальгетиками. Ветер никому не говорил о своих страданиях. Знал, что друзья начнут гнать его к врачам, а он идти в больницу не желал. Хотя и сам понимал, что надо, но все откладывал и откладывал. Он боялся! Боялся страшного диагноза – рак. Почему-то ему казалось, что у него именно рак предстательной железы. Как расплата за сексуальную невоздержанность в те далекие дни, когда жизнь его не имела смысла, а существовал он только ради страшной жажды удовольствий.

Зайдя в дом, Сергей бросился в кухню, где в холодильнике хранились таблетки. Распахнув дверцу, схватил с полки пузырек, рывком сорвал крышку и закинул в рот сразу две капсулы. Ветер знал, что подействуют они не раньше, чем через десять минут, и ему придется терпеть раздирающую боль все это время. Чтобы оно скорее пролетело, налил себе водки и выпил без закуски. Сегодня он принял уже изрядно, но совсем не опьянел. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что разбираться с ментами на трезвую голову как-то сподручнее, а плохо, ибо Ветру хотелось немного забыться, но не получалось…

Все утро перед его взором всплывали две картинки. Первая: лежащий на песке мертвый Дрозд. Вторая: «двойное дно» кайтборда, заполненное алмазами. Они были сероватые, невзрачные, совсем не блестящие, но все равно притягивали взгляд. Ветер, когда Дрозд отодвинул падсы, смотрел на них, не отрываясь, а в уме все крутилась и крутилась мысль о том, что горсти неприметных камушков хватит на то, чтобы построить еще одну станцию. Или переоборудовать эту: расширить и закупить новое снаряжение. А еще, возможно, открыть юношескую школу кайтинга – Ветер давно мечтал о ней, но все откладывал, говоря себе: еще успею, успею…