Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герман Громов. Мой дед. Человек, которого я ненавижу и презираю сильнее всего на свете. Придет день – и мы будем в расчете. Я развалю его империю по частям, снесу с лица земли, разберу по камням, уничтожу все, что он создавал годами. Я сделаю удар по его единственному уязвимому месту. Проломлю ему ребра, выдеру его черное сердце и сожру. Ха, я просто разломаю компанию, в которой этот гад души не чает, но ощущаться для него это будет как самая медленная и мучительная пытка.
Бизнес. Ничего личного. Так он любит говорить. Слабакам здесь ничего не светит. Вот и поглядим, кто тут реально потерял хватку.
Я заставлю его ответить за все.
- Твой папаша был жалким, - тянет с издевкой. – Он умудрялся провалить каждое задание, которое я ему выдавал. Позорище. Пытался вести дела честно, как будто такое вообще возможно, как будто так можно хоть что-то заработать.
- Хватит трепать моего отца, - обрываю поток дерьма. – Он был нормальным, но моральный урод вроде тебя этого не поймет.
- Я этого тюфяка сыном назвать не могу. Так, неудачный эксперимент. Моя худшая ошибка. Но ты – другой. Моя порода. Твой папаша только тут справился, на славу постарался.
Врезать бы ему. Я бы и в цепях справился. А нельзя. Старик. Еще посыплется, сдохнет раньше, чем я завершу план мести.
- Ты мой сын, - твердо повторяет Громов. – Сынок. Ты. Никак не он. Твой папаша не достоин такой преданности, как ты ему даешь. Ничтожество.
Ярость застилает глаза. Падает багровая пелена, но я сдираю ее прочь, прикладываю всю волю, чтобы заткнуть гнев, подавить злобу и отправить во тьму, подальше.
Дед всегда так себя ведет. Провоцирует. Поддевает.
Он никогда не обращается ко мне – «внук». Исключительно – «сын» или «сынок». Намеренно выбешивает. А моего отца, своего родного сына, ругает, протаскивает последними словами, смешивает с грязью. Отрицает всякую связь.
- Ладно, обсудим дела, - заявляет Громов. – Обстоятельства сложились так, что попечители вынудили меня занять место ректора.
Я не способен сдержать смех. Реально начинаю ржать и не могу остановиться. Вынудили? Деда? Ха, да он дьявола уговорит душу продать, видно потому черти никак не придут за этим гадом и не утащат ад, опасаются, что он пекло захватит, наведет там свои порядки.
- Ты хочешь, чтобы я помог тебе разделаться с мажорами, - говорю, отсмеявшись, помедлив, продолжаю. – Типа так наладить отношения? Объединиться против общего врага? Нет, ничего не выйдет. Я не заключу с тобой сделку и не стану крысятничать даже против тех, кого сам не переношу. И вообще, откуда мне знать про мажоров, если я обычный студент? Я поступил своим умом. Без бабла.
Мрачнеет. Вот и отлично. Я угадал, но иначе и быть не могло. Прошло время, когда дед мог вывести меня на эмоции, задурить башку яростью и воспользоваться этим моментом слабины.
- Если ты не мажор, то как раздобыл кулон? – цедит Громов.
- Вырвал с мясом.
- Ты вошел в их круг. Ты к ним близок и…
- Нет, ты не понял, - кривлюсь. – Я здесь сам по себе. Никакие круги меня не колышут.
- Не выйдет, - ухмыляется. – Тебе не позволят остаться в стороне.
- И что? – резко дергаю цепь и наблюдаю за его реакцией, дед и бровью не двигает, в лице не меняется. – Зачем ты сюда влез? Зачем заставил попечителей назначить нового ректора? Тебе плевать на мажоров, на рядовых студентов, на их разборки. Ты не выносишь этот универ, потому я сюда и поступил.
- Детишки заигрались, - бросает он и достает сигару. – Пора поставить вас всех на место, а заодно изгнать отсюда паршивых овец. Насилие абсолютно неприемлемо.
Я закатываю глаза. Ну и лицемер.
«Запомни, сын, насилие – единственный метод решения проблемы, - повторял дед, когда я был сопливым мальчишкой, раз за разом выдавал одни и те же фразы, вдалбливал истины, которые считал прописными. – Бей первым. И так, чтобы враг уже не поднялся. Грубо. Жестко. Мощно. Выбивай из них душу. Тогда и мстить будет некому».
- Ты войдешь в их круг, - говорит Громов. – Они давно пытаются заполучить тебя в свои ряды. Порадуй ребят. Назначь инициацию и присягни на кодексе свято чтить правила.
- Нет, - отрезаю. – Никогда.
- Я должен знать, кто там заправляет, - продолжает ровно, будто и не слышит моего отказа. – Кто поиздевался над той девчонкой, кто подбил на такое. Все имена. Они будут тебе доверять, если ты пройдешь посвящение. Сам подумай, это же благое дело – наказать виновных. Взять под контроль всю эту свору. Один ты с этим не справишься. Твои слюнявые дружки не помогут. Даже тот, что покрепче. Леднов? Вам двоим ничего не добиться и не качнуть весы в свою сторону. Тут понадобится помощь администрации. Мы раздавим шайку мажоров одним махом, пусть их родители поймут, кого воспитали.
Наконец, до меня доходит.
- Ты пришел сюда за компроматом, да? – заявляю прямо. – Ты не станешь никого наказывать, просто соберешь доказательства, чтобы шантажировать богатые семьи, чтобы заставлять их заключать те контракты, которые тебе нужны.
Блеск в его глазах показывает, что я прав.
- Сынок, - широко ухмыляется дед. – Ты реально плоть от плоти моей. Моя кровь. И меня это восхищает.
Долбануться. Жаль, мне нечем выблевать.
- Я не стану тебе помогать, - выплевываю в его самодовольную рожу. – Я свалил из дома не для того, чтобы стать твоей комнатной зверушкой.
- Сколько дней ты готов провести в карцере? – холодно спрашивает дед.
- Сколько угодно.
- Боюсь, твоя девочка протянет меньше.
- Ты не можешь держать первокурсницу дольше…
