Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это я. Проходите, — буркнул молодой человек.
Апраксина вошла и быстро огляделась: в тесной комнате-пенале с одним окном не было лишней мебели, только двухэтажная железная кровать, стол и два стула, умывальник в углу и большой платяной шкаф, тоже почему-то железный. На нижней койке кто-то спал, свернувшись в позе эмбриона и натянув на голову одеяло.
Апраксина подождала, но хозяин не предложил ей садиться, и она сразу приступила к делу.
— Мне надо поговорить с вами, Иван Викторович.
— О чем?
— О вашем отце Викторе Николаевиче Гурнове.
— Что ж он сам не пришел, а прислал вместо себя вас, если уж узнал мой адрес?
— Он меня не присылал и адреса вашего он не знал: вы же не написали его в своем письме, которое приклеили ему на дверь. Кстати, почему?
— А вы как меня нашли? — спросил Иван Гурнов, проигнорировав ее вопрос.
— Очень просто — через полицию.
— Струсил, значит, папочка, раз в полицию обратился.
— Да, он был обеспокоен вашим появлением в Мюнхене…
— Ну и зря папаша беспокоился. Мне от него много не надо: помог бы из этой дыры выбраться, а там я еще семь лет без него проживу, не соскучусь. Так ему и передайте! И больше я к нему ходить не буду, у меня нет лишних денег на транспорт. Раз уж у него теперь есть мой адрес, пускай сам ко мне приходит. Мне надоело возле его дома околачиваться. А с вами я говорить не стану.
— Это почему же? Я друг вашего отца.
— Вот с ним и дружите, а ко мне не лезьте! — Он встал одной ногой на нижнюю койку и легко вскинул тело на верхнюю; лег, отвернулся к стене и тоже натянул на голову одеяло.
Апраксина отодвинула от стола стул и села. Через три минуты Иван Гурнов не выдержал.
— Вы все еще здесь, мадам? — Он свирепо уставился на нее, приподнявшись на койке. — Я вас не задерживаю! Можете идти к отцу и сказать ему, что адвокатов мне в отношениях с ним не надо! Пусть сам приходит. Или он меня боится?
— Ваш отец уже ничего не боится.
— Расхрабрился, значит. А что ж тогда подсылает вместо себя какую-то старуху?
— Я не «какая-то старуха» и даже не адвокат, я графиня Елизавета Николаевна Апраксина, а к вам пришла как частный детектив, к которому ваш отец обратился за помощью.
Нимало не беспокоясь о сне лежавшего внизу соседа по комнате, Иван Гурнов громко и глумливо расхохотался.
— Ой не могу, сейчас концы отдам от смеха! Графиня! Частный детектив! У вас что, крыша едет?
— С моей крышей все в порядке, позаботьтесь лучше о своей мансарде, юноша! — вмиг отреагировала на его эвфемизм Апраксина, хотя услышала его впервые.
— Я вот сейчас охранника позову, чтобы он вас отсюда вывел! — пообещал Иван Гурнов, одним прыжком и очень мягко соскакивая со своего высокого лежбища прямо на пол. — Сами уйдете или вас вывести?
— Мы пойдем вместе, — сказала Апраксина. — Только обуйтесь и оденьтесь потеплее. Возьмите с собой все документы, смену одежды, электробритву и туалетные принадлежности. Можете взять какую-нибудь книгу, вдруг там не будет книг на русском языке?
— Где это «там»? В тюрьме, что ли? Так у меня все в порядке, вы меня на испуг не возьмете!
— У вас — не знаю, а вот у вашего отца далеко не все в порядке. Поэтому он и обратился ко мне.
— Так вы что, в самом деле, как вы сказали, частный детектив? Так это отец со страху вас нанял? Ну, дает папаша! А помоложе никого не нашел? Или вы детектив на пенсии и подрабатываете на старость?
— В нашем деле, знаете ли, у старости есть свои преимущества — опыт, например. Так вы обувайтесь, обувайтесь… Не стоит беспокоить вашего соседа, мы пойдем и поговорим в другом месте.
— В полиции, что ли?
— Да что вы так сразу, Иван Викторович, — то охранник, то полиция!
— Это вы сказали про полицию и намекнули про тюрьму.
— В самом деле? Ну, это я сгоряча — как и вы. Нет, я предлагаю пойти в кафе, я тут знаю одно приличное местечко неподалеку. Вы ведь, как я догадываюсь, еще не завтракали?
— Не завтракал. А в кафе кто платить будет? У меня денег нет даже на сигареты, мы с напарником ходим на станцию бычки под платформой сшибать. Как раз у папаши хотел разжиться деньжатами, да не успел…
— Я вас приглашаю на завтрак.
— За меня женщины еще никогда не платили, я вам не папаша!
— Расходы такого рода в нашем деле считаются производственными. Мы позавтракаем, и я попрошу счет.
— А папочка его потом оплатит? Это мне подойдет! — Он заметно повеселел, быстро натянул черный свитер, размера на два больше нужного, обулся в новенькие китайские кеды и прихватил со стула потертую джинсовую куртку.
— Вы не слишком легко оделись? На улице мороз.
— Ерунда! Я еще шарф надену, — и он вытащил из шкафа большой серый шерстяной шарф, укутал им шею и грудь, и уже сверху натянул куртку. — Этот шарф теплее шубы, мне его бабушка на дорогу связала, он из натуральной овечьей шерсти, а пряжа деревенская. А куртки у меня пока другой нет. Прилетел я в зимнем пальто, но сгоряча по дороге выкинул. На папашу рассчитывал, думал, что он мне подкинет «марковок».
— Морковок?!
— Ну, марок!
— Ах вот оно что… новый сленг эмигрантов.
Сосед так и не обернулся, продолжал спать лицом к стене или притворялся. Иван Гурнов запер дверь комнаты снаружи, и они спустились по лестнице вниз, где Апраксина обменяла у охранника серый билетик на свой родной документ. Они вышли из подъезда, и она повела Ивана к машине.
— Ауди. Не новенькая… — сказал Иван, окинув автомобиль одним взглядом. — У отца есть машина?
— По-моему, нет. Пристегните, пожалуйста, ремень.
— Немцы что, штрафуют за непристегнутый ремень?
— Да.
— Блюстители! А у нас ездят как хотят, на иномарках даже без номеров.
— Совсем без номеров?
— Ну да! Машины-то часто краденые, угнанные из Европы. У нас вообще полный беспредел во всем. А у отца, как я понял, дела вообще неважнецкие… Квартира в какой-то коридорной системе, жильцы все больше иностранцы…
— Откуда вы это знаете?
— Пока отца дожидался, читал фамилии на табличках.
— Понятно. А дела вашего отца — хуже не бывает…
— Да мне от него много не надо, не беспокойтесь!
По Химгауштрассе они выехали на Баланштрассе; параллельно ей шла Будапештенштрассе, Будапештская улица, на которой стоял дом Апраксиной: можно было, конечно, пригласить Ивана к себе, но почему-то не захотелось, и Апраксина поехала к Восточному вокзалу. Там, внутри вокзального здания, было несколько вполне приличных кафе, но Иван вдруг сказал: