— Ну, я имел в виду будущее науки.

— Да, да, конечно.

— А я, знаете ли, по-стариковски к вам, посудачить, так сказать. очень не хватает интеллектуального общения тут у нас. Коровки, знаете, ходят так вот просто. Отстаем, отстаем. Будто на полустанке, а вокруг поезда современные - стрелой. И вдруг, о счастье! Остановился один, весь сверкает. А тут стоишь неандертальцем этаким, робеешь.

— Да, коровки—это хорошо, — невпопад ответил сын бабки.—Но вы меня простите, любезнейший, спешу. А коровки - это хорошо. Коровки - это же молоко, мясо. Говядина. Еще творог, масло, сметана, кефир, простокваша. Большущее дело коровки. Еще, ведь, ацидофильное молоко, сырки творожные, обрат, варенец, молоко топленое...

И убежал, дверь перед носом гостя запер.

Очень тогда обиделся Лекарь, но обиду не выказывал, хвалил ученого человека, а жене как-то наговорил гадости, тещу еще отругал и сравнил их с сыном бабкиным:

“Ученый человек, он всегда умный. Противно на серость вашу глядеть, все корова, да корова. Сами, как коровы, навозом пропахли. Ацедофильное молоко им подавай, сырки творожные. Ишь, губы раскатали. Что вы в коровах понимаете, или в биофизике. Эх, серость”.

А зима все набирала обороты. И уже рождество близилось, зима становилась старше и исчезла ее девическая белизна. И лапы, срубленных в Новому году елок, лежали на сером снегу.

Яон был теперь сторожем, он сидел стылыми ночами в огромном тулупе у кривобокого ларька “Пиво воды”. Над ним ночами шептали звезды, очень холодные и равнодушные, а луна иногда была желтоватой, домашней, а иногда презрительно голубой.

Подошел к нему как-то сын бабки, сел рядом, смотрел отрешенно. Потом сказал тихо:

“Но знаю я, что есть на свете

Планета малая одна,

Где из столетия в столетье

Живут иные племена...”

Вспыхнули удивительные глаза Яону, по вечно неподвижному лицу будто рябь пробежала. И он тоже сказал тихо:

“...И там есть муки и печали,

И там есть пища для страстей,

Но люди там не утеряли

Души естественной своей...”

Тут дернулся его отрешенный сосед и с изумлением смотрел и смотрел в мертвые черты Яона. А потом, будто переломив в себе что-то, закончил:

“... Там золотые волны света

Плывут сквозь сумрак бытия,

И эта малая планета -

Земля злосчастная моя.”

Еще некоторое время было тихо и неподвижно. Потом они встали как-то разом и пошли. Яон - вокруг ларька, Сын - в сторону, может домой.

Луны в эту ночь вовсе не было и поэтому звезды казались еще более холодными и чужымы.

***

Была еще одна ночь, они снова сидели вместе, в равнодушие ночи падали тихие фразы.

— Жалеете?

— Нет, смущен.

— А Люда была беременная...

— Думаете, смерти искала?

— Знаю.

— Может поедите?

— С вами?

— Почему же?

— Если б я знал.

— Но нельзя же, нельзя. В отшельничестве...

— А в чем исход?

— Если бы я знал.

И как-то неожиданно наткнулся на них лекарь, подсел и спросил у Сына, не обращая внимания на Яона:

— Скучаете? Бессонница?

Ответил Яон:

— Припадки человеколюбия, хронический недуг интеллигенции.

Старший Лекарь воззрился на Яона почти испуганно, будто шкаф заговорил.

Но он всему умел находить объяснения, потому-то и был Лекарем.

— Смотрите, коллега, какая удивительная способность к звукоподражанию. Это часто бывает у шизофреников.

— Да, — немедленно отозвался Яон, — способность к звукоподражанию неподражаемая. Сразу видно - кого попало Лекарем не поставят.

Сын не удержался, фыркнул.

Но Лекаря нелегко было сбить. Он всему находил объяснение, поэтому он был счастливым человеком. Он пропустил мимо ушей слова Яона и сказал Сыну:

— Был случай, когда один больной заговорил на древнееврейском и вполне, знаете, осмысленно. Загадку мозга нам еще решать и решать.

В этом время Яон захохотал. Он смеялся по-детски заливчато, и так как его неподвижного лица в темноте видно не было - страшным его смех не казался.

— Завтра вечерком закажите в кафе столик, часам к восьми, — звонко сказал он, — я поеду с вами Сын бабки.

И уходя, Яон слышал монолог сына:

— Вы молодец, я счастлив, вы не представляете себе, как я рад вашему решению, если бы вы отказались, я не смог бы жить дальше спокойно, ведь это несправедливо по отношению к личности...

Лекарь смотрел, смотрел. Я думал, что сумасшедшие, возможно, заразно.

***

...В кафе было мало народу. Сын сидел с углу, ждал. На него косились. Вошел Яон. Сперва не узнали - высокий, стройный мужчина в элегантном светлом костюме подошел к столику Сына, отодвинул стул, поддернул брючины, сел, закурил сигарету. Но тупое, мертвое лицо скрыть было нельзя.

“Яон, —загалдели, — конечно же, Яон!”

А Яон официантке:

— Организуйте, голубушка, заливной рыбки, шампанского полусухого, а горячее на ваш вкус.

Властно так сказал, свободно.

По залу — шелест. И все смотрят, как ест Яон, непринужденно беседуя с сыном, как подносит ко рту бокал с шампанским, на запонки его блестящие.Охали.

Витька-Косой подошелк столику, спросил растерянно:

— Вы — Яон?

— Садись, Витька, — мягко сказал Яон, — выпей с нами. Или тебе водки заказать?

— Ага, — совсем потерялся Витька.

— Девушка, — окликнул Яон, — водочки триста и салатик. Есть будешь?

— Не-а.

— Больше ничего. Водка и салат. Знакомься Витек, твой тезка по прозвищу Сын. Заместитель директора института органики по науке.

Витька сунул большую ладонь. Ее вежливо пожали. И уже стоял графинчик с водочкой, салат уже топорщился из тарелочки. Яон набухал водку прямо в фужер:

— Пей, Витя.

Лекарь зашел. Сразу к столику устремился, Сына увидел, на полпути узнал Яона, чуть не упал, но быстро взял себя в руки.

Яон приподнялся ему навстречу и убрал стул, на который Лекарь вознамерился сесть.

— Столик занят, — сказал он жестко.

Лекарь неожиданно разгневался.

— А я вот Стражника вызову. Только психов в общественных местах не хватало. Я сейчас санитаров вызову, пора в буйное отделение кое-кого.

Привели Стражника. Тот вошел весело, думал за шиворот дурачка вытащить.

Увидел элегантного Яона, спросил оробело:

— Документы ваши попрошу.