В тот момент, когда Барраппа ожесточенно пытался объяснить жандарму необходимость погони, в комнату вошла Лаис. Увидев капрала с пистолетом в руках, она тут же лишилась чувств. Вызванный по телефону жандармский офицер, услышав, кто подозревается в налете, также не стал искать обуянного демоном бородача, зато предоставил самому Длугашу возможность отвечать на вопросы контрразведки.

— Уточни, откуда он родом. — Полковник обернулся в сторону долговязого, довольно тощего офицера в казачьей форме. Тот перевел Петру Длугашу вопрос и выслушал ответ.

— Он говорит, что родился в каком-то маленьком поселке в Монтенегро, в смысле в Черногории. Отец его — сирийский турок, дезертировавший из армии султана, а мать — кроатка. В своей деревне он был охотником. Затем по призыву воеводы Радомира Путника добровольцем вступил в сербскую армию в горнострелковый полк. После разгрома своей части перебрался сюда.

— Складно. — Лунев не сводил с солдата изучающего взгляда. Допрос представлялся ему абсолютно бесполезным. Наверняка капрал то ли спутал примелькавшееся на фото лицо, то ли уж вовсе с перепугу наплел невесть чего. Как бы то ни было, следует еще раз на всякий случай проверить его личность в окружной контрразведке и, если все нормально, отпустить. А там жандармерия и сыскная полиция пусть суетятся. К чему отбирать у них хлеб?

— Спроси еще, не было ли у него контузий во время недавних боев, — кивнул Лунев.

— Никак нет, — перевел ответ сведущий в языках атаманец. — Он уверен, что именно сегодняшний господин третьего дня врывался в дом госпожи Эстер. Он говорит, что лица бандитов были замотаны, но фигура и движения похожи.

— Понятно, — устало кивнул контрразведчик. — В общем, у страха глаза велики. Ничего конкретного. Знаешь что, — обратился он к «переводчику». — Мне этот свидетель пока не нужен. Отдай его Вышеславцеву, пусть отвезет в окружную контрразведку. Это их работа выяснять, что сей капрал за птица.

— Есть передать Вышеславцеву! — отчеканил сотник. — Только, ваше высокоблагородие, разрешите доложить.

— Да уж чего там, докладывай.

— Этот Петр Длугаш говорит на сербском с таким акцентом, что я по сравнению с ним — уроженец Белграда.

— Да? — В глазах Лунева появился интерес. — Забавно. Может, это какое-то черногорское наречие?

— Щас проверим, — заверил атаманец, произнося очередную фразу на языке, в котором можно было угадать славянские корни.

Капрал отвел глаза, не удостаивая вопрос ответом.

— Он, кажись, вообще не врубился, о чем я его спрашиваю, — поделился наблюдениями сотник. — А ну-ка, попробуем турецкий и арабский.

Очередной вопрос Барраппа также проигнорировал, однако с арабским проблем не возникло.

— Глянь-ка, заработало! — обрадовался Холост.

Полковник не разделял его радости. Он глядел на стоящего перед ним свидетеля, пытаясь вспомнить, где совсем недавно он видел подобный абрис лица: размер глаз, форму скул, навсегда въевшийся загар… «Ну конечно!» Глаза контрразведчика сузились и стали похожи на щелочки.

— Так он говорит, что отец его родом из Сирии? Нескладно выходит.

— Так точно, — подтвердил атаманец.

— А уточни-ка у него, братец, как давно сам он прибыл в Сербию из Карнаве?

У Барраппы заколотилось сердце. Контрразведчик, оказалось, знал больше, чем ему следовало. Сейчас приходилось с этим мириться, уж слишком много вокруг было врагов. К тому же он знал об этом офицере нечто такое, чего тот сам о себе не знал.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — отрезал он.

— А что ж так волнуешься?

— Я не волнуюсь. Мне… — капрал, замялся, — в общем, до ветру надо.

— Понятно, — выслушав слова перевода, усмехнулся Лунев. — Что ж, дело житейское. Сотник, ну-ка, позови жандарма, пусть сопроводит задержанного. Да пусть глядит в оба, чтоб тот ничего не скинул.

Ожидание продолжалось минут десять. В конце концов Платон Аристархович не выдержал:

— И долго еще ждать прикажете? Голубчик, сходи-ка погляди, куда там этот, с позволения сказать, серб запропастился, — обернулся он к сотнику.

На этот раз ожидание не затянулось. Атаманец примчался спустя несколько мгновений, причем уже с наганом в руках.

— Ваше высокоблагородие, убег стервец!

— То есть как?

— Да черт его знает как. Жандарма я в нужнике сыскал. Он там без чувств отдыхал, а также без мундира и оружия. А рядом сербская форма. Я жандарма водой окатил. Спрашиваю: «Шо? Как?» А он твердит: «Не помню». Дошли до клозета, а дальше капрал вдруг посмотрел, точно клешами впился. Ну, тот с ног и долой.

— Проклятие! — Платон Аристархович грохнул кулаком по столу, чего не делал уже несколько лет кряду. — Да что ж они у вас все бегают? Шультце! Потом этот! Оповести полицию, жандармерию, армейские патрули, что разыскивается смуглый человек в неладно сидящей жандармской форме. Приметы опишешь. И не забудь сказать, что он слабо говорит по-русски.

— Ща все будет. — Атаманец метнулся к телефонному аппарату.

— Это нотер, — откидываясь в кресле, проговорил Лунев. — Госпожа Эстер рассказывала о них. Однако о том, что они обладают гипнотическими способностями, она не упоминала. Сегодня его задержали с оружием у нее дома. Как говорится, счастливая случайность. Нет сомнения, он и его соратники действительно охотятся за Лаис! Следует предупредить ее!

* * *

У подъезда адмиральского дома на Большой Морской стояли груженые сани. Прислуга сновала вверх-вниз по лестнице, спеша принести какие-то корзины и картонки.

— Что здесь происходит? — поинтересовался Лунев у ожидающего распоряжений кучера.

— Барыня тутошняя переезжают, — охотно пояснил возница. — У мужика ейного дом — во! Крепость! А здесь ее, сказывают, что ни лень, обобрать пытаются. Вот и съезжает. Это так, по мелочи — тряпки-шляпки, а уж поди три фуры с вещами отравили, — пояснил он. — Такие-то дела.

В тот момент на крыльце показалась Лаис, бледная даже сквозь природную смуглость. Ротмистр Чарновский, предупредительно державший ее под руку, прервал свою речь и с явным неудовольствием уставился на контрразведчика.

— Опять вы, ваше высокоблагородие?! Не удержались все же, приехали? — Он подвел Лаис к саням, помог ей усесться и укрыл меховой полостью. — Что ж, если желаете, квартира в вашем полном распоряжении. Хотите хороводы там водите, хотите — обыскивайте. Но прошу вас, как дворянин дворянина: не суйтесь в нашу частную жизнь. — Он ловко заскочил в сани и толкнул кучера: — Трогай!

Платон Аристархович молча проводил удаляющиеся сани долгим взглядом, походя сбил с крыльца кем-то налепленный снежок. Он хотел бы верить, что переполнявшее его чувство не является банальной ревностью, но, увы, не находил ему другого подходящего названия.

«Он сделает эту бедную женщину несчастной», — возвращаясь к автомобилю, чуть слышно пробормотал Лунев. Расторопный атаманец раскрыл дверцу авто, и он уселся, недовольно кусая губы.