Катька закрыла глаза, переводя дух. Пришел. Они договорились, что он придет. Сдержав хотя бы одно свое обещание, он сможет освободиться.

– Это был просто камень. Обыкновенный валун. Вылез из земли. – Мужчина смотрел, рта не открывал. Но Катька все равно слышала его голос. На экране телефона был валун, он медленно выступал из болотистой земли. – Рядом сделали захоронение. Валун обработали, вырезали глаза и рот. Превратили в истукана. Мертвая вода его оживила.

– Почему все служат ему?

Мужчина отвернулся. Вопрос оскорбил его.

Девушка заплакала.

Катька дернула плечом. Наверное, она что-то не понимает в загробном мире, но будь Катька на месте всех этих покойников, давно бы сбежала от такого ужасного командира.

Дверь открылась с резким хлопком.

– Балуешь себя!

Шуз. Собственной персоной. Расхлябанной походкой пересек зал, упал на стул напротив Катьки. Ножки стула противно скрипнули.

– Бутербродики! – Шуз схватил бутерброд с тарелки. Посудина звякнула.

Рыцарь недовольно покосился. Женщина всхлипнула.

Зашуршали висюльки. Словно кто-то прошел. Но никого видно не было.

– А ты у нас, значит, правдоруб? – чавкая, спросил Шуз.

Катька смотрела на его кроссовки. И правда салатовые. Невероятно яркого, жизнерадостного цвета.

– А ты не на кладбище сейчас должен быть? – прошептала Катька. – Вроде с пацанами договорился.

– А я их обманул. – Шуз улыбнулся. – Пускай вокруг могил без меня побегают.

Довольно потянулся, нагло уставился на Катьку:

– Как твои желания? Осуществляются? Я смотрю, деньги широко тратишь!

Очень хотелось его убить. Стукнуть по голове блюдцем. Или кипяток в лицо плеснуть.

– У меня все хорошо, – сквозь сжатые зубы процедила Катька.

– А раз хорошо, то платить надо!

Они сорвались с места одновременно. Шуз прыгнул вперед, вытягивая руки. Катька метнулась вбок, роняя между ними стул.

– Уходи! Уходи! – заплакала девушка в белом. Она стояла около белой мраморной двери, держа ее за ручку, с грустью смотрела на Катьку.

Шуз наступал. Катька отбежала к стойке.

Интересно, что Шуз собирался делать? Хватать ее и тащить к истукану? Надорвется! В детском садике есть надо было лучше.

Зашелестели висюльки.

Кар!

Несколько ворон. На стойке. Прилетели из кухни. Распушают хвосты, удерживая равновесие, взмахивают крыльями, устраивая выбившиеся перья.

– Ну что, зачтем пацанов как подставу? – хохотнул Шуз.

Вороны. Значит, истукан близко. Может быть, даже в этом кафе. Кафе в ложбинке, здесь речка и текла. Синяя вода. Речка Синичка. И запах. Серы? Да, возможно, это была сера. Мертвая вода. Ожившие покойники. Никакой мертвец не станет бродить по кладбищу, даже если он трижды был плохим человеком и передушил всех кошек в округе. Это произойдет только почему-то. Если это кому-то нужно. Истукан – он ожил потому, что тут была речка. Сам по себе он не мог бы двигаться, он же камень. Ему каждый раз кто-нибудь помогает. Сейчас это Шуз! А остальные? Те, кто ожил из-за мертвой воды? Если бы не проклятье, Рыцарь был бы при истукане. Но он проклят и должен теперь вечность прогонять тех, кто не может выполнить данное обещание.

– Зачем тебе это? – Катька побежала к столикам.

За окном прошел Черный Рыцарь.

– Чего бегаешь? Не утомилась?

Нехорошая улыбка у Шуза. Всегда такой была. А сейчас – особенно.

– Он тоже заставит тебя заплатить! – взвизгнула Катька. – У тебя мать в больнице.

– Что вы все заладили – мать, мать? А если мне плевать на нее? Она мне жизнь сломала!

Лицо его исказилось. Он зло пнул попавшийся на пути стул. Тот упал набок, запрыгал.

– Все время жалуется! Все время болеет! Все время нет денег! Ее и отец потому бросил, что скучная. Я бы тоже ушел, да некуда! Дома одни лекарства, купить ничего другого нельзя. Кроссовки у нее сколько просил – нет, ты из старых еще не вырос! Я! Не вырос! Да ей все равно, врешь ты или нет. Она меня вообще не замечает! Хорошо, в школу не ходит, не позорится. Поэтому не надо мне говорить про мать! А мне нужны новые ботинки! Слышишь? Нужны! И ты меня не остановишь! Так что лучше сразу соври, чтобы никто не мучился.

Шуршание висюлек превратилось в шорох крыльев. Буфетчица распадалась на тысячи и тысячи ворон.

Птицы летели на Катьку. Это было одно слаженное движение – вороны не задевали друг друга крыльями, не касались хвостами. Распахнутые клювы. И не крик – вопль из тысячи глоток.

КАР!!!!

Новые и новые прорывались сквозь неудобные украшения и устремлялись к Катьке. Клювы. Глаза навыкате. Сильные крылья.

На мгновение Катьке показалось, что она стоит у себя в комнате, между ней и стаей одуревших птиц – окно. Они не долетят до нее. Они разобьются

– Ты обманешь!

Шуз дернул Катьку на себя. Та как стояла, так и рухнула на пол. Больно ударилась лопатками, копчиком, отбила пятки. Паденье выбило дыхание. Все внутри странно сжалось, легкие свернулись, не впуская в себя воздух.

– Это они звонят! – тянул Шуз к Катьке телефон. – Скажи им, что видела, как я иду на кладбище. Чтобы ждали! Ну!

Катька замотала головой. Выступили слезы. Перед глазами все кружилось. В животе поселился муравейник. Трудолюбивые насекомые вгрызлись во внутренности, пробежали по венам.

– Говори! – страшно прорычал Шуз.

Птицы возвращались. Они сделали круг и теперь вновь падали на Катьку. Катька видела их сквозь слезы.

Как же хотелось дышать. Почему у нее это не получается?

– А еще ты позвонишь своей сумасшедшей подружке и прикажешь, чтобы шла на кладбище и написала на склепе желание! Я ей это сказал, но она не поверила. Тебе кинулась звонить!

– Она не сумасшедшая, – одними губами произнесла Катька.

Вороны тормозили, трепеща крыльями, сыпали перьями.

Катька перекатилась на живот. Шуз не вытерпел и нажал ответить.

– Алло! Да! Юрик! – неестественно растягивая слова, заговорил он. – Какие вопросы? Что? Было шесть? А я бегу! Да тут сторож пускать не хочет. Слышишь, шумит. Сейчас я вопрос решу и к вам.

Катька вдохнула. От воздуха голова вообще перестала соображать. Муравьи скрылись. Тело стало невесомым.

– Да, да, иду! – Шуз улыбался.

– Не верьте ему! – заорала Катька и закашлялась – воздуха не хватило. Не в силах встать, она поползла к Каблукову, протянула руку к его телефону. – Не слушайте! Он врет!

Шуз поднял телефон вверх.