Я вглядывалась в руны. У Гана на телефоне были сфотографированы руны из формулы, а я искала те, что видела на руках у «шестерок» этим вечером. Вдруг я с ужасом поняла, что руны у него на телефоне и руках официантов совпадают. Я рассказала Крису и Гану об этом, а те слегка притихли, будто начали думать о чем-то ужасном. Что ж вполне ожидаемая реакция.

Книга была очень ветхой и одновременно прочной. Подобные ощущения испытываешь, когда видишь ветеранов войны. Жизнь оставила на них неизгладимый отпечаток, но они выглядят так внушительно и крепко, как будто у них внутри есть огонь и стержень, которого ты никогда не познаешь.

Мы перевернули, наверное, двадцатую страницу, как мои глаза нашли тот самый символ. Вообще книга была подобно словарю, в углу каждой страницы стояла руна, а все остальное было ее описанием. Три отрезка выходящих из центра круга. Руна страха, возраст которой был точно неизвестен.

— Используется в основном для наведений проклятий. Перевернутое обозначение рисовалось на щитах, дабы даровать владельцам бесстрашие. Те, кому знак врезался в кожу, навсегда оставались в страхе перед человеком, клеймившим их — Крис закончил читать и посмотрел на Гана.

— Кори запугивал «шестерок»? — спросила я.

— Боюсь, все намного серьезнее — тихо проговорил Ган — Откуда такая же руна могла взяться в формуле из лабораторий алхимиков?

— Допустим, теоретически, они работают вместе — задумчиво произнес Крис.

— Зачем Кори подрывать политическую деятельность дяди? — продолжил Ган — Зачем убивать кого-то на балу?

Крис пожал плечами, а я переводила взгляд с одного на другого.

Я продолжила листать страницы.

— Руна молчания — тихо прочитала я, знак был похож на закрытый рот в воображении кубиста — Врезанная в кожу дарует человеку вечную тишину.

Остался еще один знак. Его мы искали долго, стрелка на часах перевалила за полночь. Пачки сигарет моих спутников изрядно похудели. Мои глаза нещадно слипались, а рот то и дело расходился в зевоте.

— Руна повиновения — проговорил Крис.

Ган выругался.

— Они создают «шестерок» — гипнотизер был зол.

Я испуганно посмотрела на него, а он нервно сжимал и разжимал кулаки.

— А формула? — прошептала я, хотя уже догадывалась, каким будет ответ.

От действий любых рун можно избавиться просто. Относительно, конечно, но тем не менее. Достаточно срезать ее с кожи и влияние пройдет. В теории, отчаявшийся мог, просто сходив раз на кухню за ножом, бежать из дома, где его угнетают. Сабола тогда не врал, с ним что-то сделали.

— Они смогли сделать сыворотку или как она называется. Смогли усилить руну компонентами. Яд Готто и того паука, что пленил тебя, парализует, скорее всего в правильных пропорциях, он вполне может усиливать руну повиновения. Эта синяя жидкость бугимена, усиливает руну страха.

— А руну молчания, что усиливает ее?

— Наверное, что-то, что мы еще не расшифровали.

— Но Сабола не молчал.

— Руна молчания иногда носит более абстрактный характер. Он не мог сказать кто его хозяин.

Я закусила губу.

— А кровь оборотня, цербера, что с ними?

Крис выглядел еще более напряженным, чем когда либо. Он нервно теребил кончик сигареты, словно никак не решался закурить.

— Нужно хорошо проработать все свойства этих компонентов. Я не алхимик, да и никто из нас кроме Фреи в таких вещах ничего не понимает. Сомневаюсь, что мы можем доверять кому-то из алхимиков кроме Рика.

На имени моего друга Крис как-то замялся, а меня согрело чувство мести. Все-таки, что не говори, но даже если ты прекрасный и добрый человек, то ощущение небольшого триумфа возмездия над кем-то, тебя все равно непременно порадует.

Ган устало потер глаза.

— Крис ложись на диване, не светись лишний раз на той тачке. Давайте-ка поспим, а с утра сообщим остальным.

Я кивнула головой. Ган быстро взбежал по лестнице, а я все никак не могла оторвать глаз от руны повиновения. Крис легко тронул меня за плечо, а я заторможено отстранилась. Скорее из принципа, чем от желания. Уж очень я была уставшей.

— Прости — прошептал он и пошел на диван.

Я посмотрела на его широкие плечи и темные волосы. Он стянул рубашку, а под его кожей перекатывались мускулы. Я все еще считала его красивым, наверное, всегда буду.

Бережно закрыв фолиант, я пошла вслед за Ганом наверх. Оказавшись в своей комнате, я избавилась от грязного платья и надела пижаму. Сон не шел, поначалу, но потом я снова ощутила знакомый холодок ногами. Бугимен снова явилась в мое сознание.

Я села на кровати, а она расположилась, на подоконнике закинув ногу на ногу.

— Скучала? — улыбнувшись, спросила она.

— Да, примерно так же как скучают по раковой опухоли.

Она расхохоталась.

— Фу, ну какая ты грубая. Это потому что я переспала с твоим парнем?

Я сжала зубы и промолчала.

— Ой, да он сам был не против.

— Мне плевать.

— Врунья из тебя никакая — она растворилась в воздухе дымкой и тут я поняла, кого она мне напоминает, Чеширский кот.

Много «Алисы в стране чудес», слишком много за день.

Она возникла рядом со мной, всего в паре сантиметров. Ее дыхание обожгло мне ухо, причем в прямом смысле, как будто спичку поднесли. Я отдернулась и нащупала рукой то место, оно обуглилось, и я задрожала.

— Зачем ты делаешь это? Почему я?

— Все-то тебе расскажи. Хозяин твой тоже любопытный донельзя, вы, наверное, поэтому спелись.

Я сглотнула.

— Ты говорила с Крисом? — она расхохоталась.

— Вас весело пугать — она как ребенок развела руки в стороны.

— Как тебя зовут, на самом деле? — спросила я.

Девочка накручивала на палец фиолетовую прядь.

— Ну-у — протянула она — Как тебе имя Симона? Или Гризельда? Я так давно живу, что перебрала кучу разных названий. Представляешь — расхохоталась она — Меня даже драконом звали, наверное, потому что пришла пугать одного милого малыша, который начитался про рыцарей.

Я сжала руку в кулак.

— Ты убила ребенка?

Она скорчила свой аккуратный носик.

— Ну, у тебя совсем нет воображения, что уж говорить о твоем стиле. Как вульгарно убивать детей. Я, между прочим, поэтому братишку твоего не трогаю.

У меня сработал инстинкт. Я бросилась в коридор и схватила арбалет, наставив на гостью.

— Не смей трогать Ника, дрянь — почти прорычала я.

Девочка закатилась таким диким смехом, что меня парализовало от ужаса.

— Ты, правда, думаешь, что сможешь прострелить меня этим, в моем же собственном творении? Это так же нелепо, как убить режиссера в его собственном фильме. Хотя…знаешь, будет забавно, пожалуй, попробую как-нибудь.

Она щелкнула языком, и