Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, ребята, – сказал он своим заместителям. – Оставляем все им.
Ридер и Сесил проследили за тем, как они уходят.
Старый бродяга сбросил с себя одеяло и, упав на колени, завыл.
Среда
15 октября
Аннабель мало разговаривала со Стиллуэллом в последние три дня и мало его видела, пока не спустилась к его кемперу на закате и не постучалась в дверь. Он вышел без рубашки, ботинок и шляпы, в одних только джинсах. Вид у него был уже менее изможденный. Рассеченная губа затянулась, а грубые красные пятна на лбу и подбородке уже почти зажили. Она была рада это заметить. На воскресной церемонии в Божьем домике говорилось о малых милостях к другим, и, несмотря на собственные сомнения в искупительной силе крови агнца, в словах старого пастора о смирении и доброй воле присутствовала истина. Так что Аннабель чувствовала себя неловко от своих упреков, высказанных Стиллуэллу в субботу. Сейчас она быстро все это ему вывалила. Слова сами вырвались из нее наружу, когда он стоял в дверях, а потом она умолкла, и пауза продлилась достаточно долго, чтобы ветер, который сдувал ее волосы, заполнил тишину между ними.
– Я хотела прийти и сказать об этом скорее, – сказала она, – но нужно было побыть с Сэнди, после того как он потерял своих кроликов.
Стиллуэлл посмотрел на фермерский дом. Почесал руку и, спустившись с крыльца, закрыл за собой дверь, затем ступил на пожухлую траву. Указал на дом и на поле за ним:
– Я видел, вы с сыном на днях обыскивали кусты.
– Полагаю, здесь ты никаких следов не находил.
Он покачал головой и опустил взгляд на землю. Он коснулся рукой своих длинных спутанных волос, потянул за прядь, но затем резко отпустил руку, будто осознав, что совершил нечто такое, чего нельзя было делать на глазах у женщины. Аннабель скрестила руки и посмотрела туда, где горы очерчивали линию на фоне неба, и переступила с ноги на ногу. Стиллуэлл заметил это и огляделся в поисках чего-то, а потом нагнулся и, подтащив поближе шлакоблок, указал на него с таким видом, будто пододвинул для нее стул. Сам расположился на ступеньке своего автодома. Она села на шлакоблок.
– Я не хочу, чтобы что-то отняло его у меня, – сказала она. – Но иногда боюсь этого. Не знаю почему.
По галерее мотеля пронесся стон ветра.
Выше по холму скрипела мельница.
– Это очень одинокий мир, – заметил Стиллуэлл. – Он отбирает все направо и налево.
Аннабель откинула волосы с лица, подняла глаза и увидела рыжего кота, который крепко спал, свернувшись на капоте его пикапа.
– Ну ты только посмотри, а, – сказала она.
Стиллуэлл мягко рассмеялся. Эта веселость тотчас придала ему обаяния, но быстро померкла.
– Ко мне этот чертов кот даже не подходит.
– Ко мне тоже, – сказал Стиллуэлл. – Я завожу мотор, когда солнце начинает клониться к закату. Даю ему немного поработать, а потом отключаю. А ему нравится тепло.
– Однажды он просто появился здесь из ниоткуда, – сказала Аннабель. – А мы его прикормили.
Стиллуэлл не смотрел на нее, но видел улыбку, проступавшую на ее губах.
– Наверное, поэтому я ему и нравлюсь, – сказал он.
Аннабель рассмеялась.
Между ними вновь повисло молчание, и когда оно затянулось настолько, что Аннабель больше не могла его игнорировать, она встала, отряхнула пыль с джинсов и сказала, что они с сыном, если ужинают в доме, то обычно это происходит после заката.
– Можешь присоединиться к нам завтра вечером, если хочешь, – сказала она.
Он встал и поблагодарил ее. И сказал, что придет.
Аннабель вернулась к дому. На вершине холма она обернулась и увидела, что он еще стоит и смотрит на нее. Она скрылась внутри.
Четверг
16 октября
Ридер вышел из кабинета психиатра, чтобы свернуть самокрутку. В тусклом коридоре стояла прохлада. Он выходил в вестибюль, вымощенный грязной и потрескавшейся испанской плиткой. Парадные двери, с их массивными панелями из дуба и железа, были распахнуты, и в проеме Ридер видел лысого мужчину в халате, который шагал по лужайке в тени проплывающих облаков. Мужчина опирался на металлические ходунки, при этом отмахиваясь от мух. День выдался жаркий, и мухи были голодны. Ридер лизнул бумагу и склеил обертку. Через дверь кабинета он слышал, как Сесил уже прощался с толстым потеющим доктором, который не слишком стремился показывать свои записи по делу после того, как рейнджеры показали ему фотографию, которую обнаружили в сарае в Грандвью.
Ридер прошаркал по коридору и остановился перед голубой доской объявлений, где вырезанные из оранжевой бумаги буквы наверху гласили: «ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ!» Он изучил доску и увидел полароидные снимки выписанных пациентов, каждый из которых фотографировался в одном и том же месте – на гравийной дорожке перед главным зданием, где прямо сейчас лысый мужчина в халате, поймав муху, тряс сжатым кулаком у себя возле уха.
Ридер присмотрелся к снимку в правом верхнем углу. На фотографии был изображен мужчина в джинсах, фланелевой рубашке и ковбойской шляпе, стоящий у переднего левого крыла «Форда F-150» с кемпером «Роудраннер». Молодой человек смотрел с серьезным выражением лица, а само оно, без сомнения, было вытянутым, загадочным лицом Тревиса Стиллуэлла.
Ридер сунул сигарету в карман рубашки и снял фотографию с доски.
– В чем дело, сынок? – спросил он, мягко обращаясь к фото. – Что они видят, когда смотрят на тебя?
Мимо прошла медсестра – грузная, с седыми волосами. За стеклами очков «кошачий глаз» проступал кислый взгляд. Она несла поднос с розовыми и голубыми таблетками в белых бумажных стаканчиках.
Он позволил ей пройти мимо.
Из-за угла с планшетом в руках вынырнула другая медсестра – симпатичная молодая брюнетка, весьма похожая на тех женщин, чьи фото были прикреплены к доске в рейнджерском офисе.
– Мисс, – окликнул он.
Она сбавила темп.
– Да, офицер?
– Вы знаете этого человека?
– Если он был здесь пациентом, то наверняка знала лучше многих, – ответила она с улыбкой. И взяла у него фотографию. – Ну конечно, – подтвердила она. – Это Тревис. Он выписался с месяц назад, кажется. Вы это взяли с доски?
– Что вы можете о нем рассказать?
– Немногое, – ответила она, – но вам на самом деле нужно поговорить с доктором.
– Я с ним уже говорил. – Ридер улыбнулся. – И хотел бы получить второе мнение.
– Ну, – протянула она с закрадывающимся в ее голос сомнением. – Он был тихий, замкнутый в себе. Но всегда милый. Он был как бродячий пес, понимаете?