удалось сделать очень много — ввести зерновые пособия на радость городской черни, организовать захват Римом принадлежавшего Египту Кипра, чтобы обеспечить эти пособия, и издать закон, отсылающий Цицерона в изгнание.

Экон кивнул.

— Но теперь Цицерон снова в Риме, а союзник Клодия Цезарь сейчас далеко — покоряет Галлию. Крупный политический вопрос настоящего времени — египетский кризис, что снова возвращает нас к неудавшейся миссии Диона. Если верить Клодии, Клодий сделался другом несчастного Диона еще до того, как тот был убит, и теперь они хотят, чтобы ты нашел улики против любовника Клодии Марка Целия, подтверждающие его виновность в этом убийстве.

— Хорошенький итог, — сказал я. — Мне кажется, нам удалось выудить несколько истин из моря клеветы и прийти к кое-каким выводам относительно характера Клодия, хотя я не очень понимаю, к чему это может нас привести. Я не стану передумывать. В прошлом мне приходилось работать на людей, чьи средства и убеждения были по меньшей мере так же сомнительны, как и его. Не вижу причины отказываться от поручения Клодия, если оно выведет меня на убийцу Диона.

— Ну хорошо, а что насчет Клодии?

— Насчет Клодии? Ладно, давай посмотрим теперь на Клодию. Правила прежние: только правда или слухи, в отношении которых заранее оговорено, что это слухи, — хотя мне кажется, что в случае с Клодией соблюдать эти правила будет еще труднее, чем в случае с Клодием. Думаю, мы все гораздо больше слышали о ней, чем действительно знаем. Но я начну. Она была первой дочерью Аппия Клавдия, воспитанная мачехой вместе со своими более молодыми сводными братьями и сестрами, — сделало ли ее это обстоятельство более сильной, более ответственной и более независимой? Можно только строить догадки. Нам известно, что она вышла замуж в раннем возрасте, еще до того как отец ее умер и оставил семью в финансовом затруднении, поэтому ей удалось получить хорошее приданое для своего брака с кузеном, Квинтом Метеллом Целером — чем можно объяснить ее независимость, когда дело доходило до столкновений с мужем из-за семейных пустяков и расхождений в политических взглядах. В любых спорах, даже с Целером, братья и сестры всегда поддерживали ее.

— Клодии против всего мира? — спросил Экон

— Звучит удивительно по-римски, если сказать именно так. Быть может, все эти слухи по поводу кровосмешений — всего лишь ревность со стороны менее красивых и менее любимых неудачников? Почему бы в этом сомнительном случае нам не встать на сторону Клодии и не отнести разговоры об ее изменах мужу и кровосмесительных связях на счет просто злых языков?

— Ты сам провел полдня в ее саду, папа, наблюдая за тем, каким нежным взглядом она следит за обнаженными мужчинами.

— Что ж, верно, она не очень-то стремится опровергнуть ложь, нагроможденную вокруг ее имени, если это действительно ложь. И нет никакого сомнения в том, что ее брак с Целером не был мирным. Тому огромное количество свидетелей, включая Цицерона, который бывал их частым гостем еще в те времена, когда дружил с Клодиями. Но не следует закрывать глаза и на то, что, несмотря на все свои разногласия, Клодия и Целер прожили в браке двадцать лет…

— Пока Целер вдруг внезапно не умер три года назад.

— Да, мы уже обсуждали слухи о том, что она отравила его. Важно отметить, что при этом никто ни разу не пытался предъявить ей обвинение в суде, хотя кто-нибудь из рода Целера вполне мог это сделать, будь к этому какие-нибудь основания. Каждый раз, когда в Риме по непонятным причинам умирает сколько-нибудь значительный гражданин, всегда находятся люди, утверждающие, что он был отравлен. Точно так же, как всегда находятся люди, утверждающие, будто любая очень красивая женщина — или мужчина, коли на то пошло, — обязательно шлюха. Мы оба слышали достаточно слухов, но, если присмотреться к ним повнимательнее, что мы все-таки знаем о Клодии? Ведь не очень-то много, верно?

Экон откинулся назад и сжал пальцы рук вместе.

— Мне кажется, папа, что прозрачная желтая стола затуманила твои способности к суждению.

— Ерунда!

— Она закрыла твои глаза, словно вуаль.

— Экон!

— Я говорю серьезно, папа. Ты сам просил быть честным с тобой, вот я и выполняю твою просьбу. Я полагаю, что Клодия может оказаться очень опасной женщиной, и мне совсем не по душе, что ты будешь работать на нее. Если ты все же должен это делать ради Диона, то я надеюсь, что при этом ты будешь держаться от нее как можно дальше.

— Я уже побывал достаточно близко к ней.

— Я имею в виду то, что я сказал, папа, — голос его звучал серьезно. — Мне все это не нравится.

— Мне тоже. Но есть дороги, по которым человек должен пройти, принимая как должное все, что пошлют ему боги.

— Да уж, — сказал Экон с раздражением в голосе, — думаю, аргументы от религии способны положить конец любой дискуссии.

Даже если бы они оказались не способны, с их делом справилось бы то, что случилось в следующую минуту. Два метательных снаряда в виде крошечных человеческих тел пронеслись по комнате, словно два огненных шара, выпущенных из катапульты. Один гнался за другим с такой скоростью, что я не успел рассмотреть, кто кого преследует; мне часто трудно было отличить близнецов друг от друга, даже когда они стояли смирно. В возрасте четырех лет они имели еще не много признаков, позволяющих распознавать их безошибочно. Гордиана (которую Метон с самого рождения прозвал Титанией из-за ее весьма больших размеров) была, пожалуй, немного крупнее своего брата Тита, но оба были одеты в опускавшиеся до самых лодыжек одинаковые ночные туники с длинными рукавами, и у обоих развевались длинные золотые локоны — наследственная черта с материнской стороны, чем объяснялось то, что Менения пока что отказывалась остричь хоть одну прядь.

Не останавливаясь ни на секунду, они пронеслись через кабинет и исчезли в соседней комнате. Секунду спустя за ними проследовала их мать. Она казалась довольно спокойной и даже улыбалась.

— Ну, вы, мужчины, наконец покончили со своими серьезными делами? — спросила она. Менения была родом из очень древней плебейской семьи, столь же почтенной, сколь и непримечательной. Кому-то из ее предков удавалось добиваться консульства сотни лет назад; это всегда о чем-то говорит, но никогда не добавляет еды в тарелках. И все же Экону повезло с этой партией, учитывая более чем скромное происхождение его приемного отца и то, что сама Менения никогда не давала повода к упрекам, будучи во всех смыслах образцовой римской матроной. Она даже знала, как нужно тактично и