Сейчас три авианосца, один из которых уже пострадал, спешно отходили на запад. В принципе, что легкий «Монтерей», построенный на основе легкого же крейсера, что гигант «Интрепид», чье водоизмещение превышало тридцать тысяч тонн, имели хорошие шансы уйти. Скорость первого корабля превышала тридцать один с половиной узел, второго – тридцать три. Одно из лучших детищ верфей Ньюпорт-Ньюс, и этим все сказано… «Кронштадт» же и до тридцати одного дотягивал только на испытаниях, а после резкого усиления зенитного вооружения выдавал не более тридцати. Оставался еще «Молотов» со своими тридцатью семью узлами парадного хода. Сейчас, конечно, поменьше, но не принципиально. Догнать авианосцы он мог. Теоретически. Но тут играло роль расстояние, на которое успели отойти американцы, да и, честно говоря, совсем уж беззащитными авианосцы не выглядели. Несколько самолетов они могли поднять, плюс зенитная артиллерия, представленная, в том числе, стодвадцатисемимиллиметровыми спарками «Интрепида», вполне могла удержать посредственно защищенный советский крейсер от необдуманных поступков.

Однако третий авианосец, «Беарн», связывал их по рукам и ногам. Хотя американские инженеры и смогли добавить кораблю пару узлов, но уйти ему все рано не светило. Будь у русских только легкие крейсера, этот обладающий солидным бронированием и хорошей артиллерией корабль оказался бы вполне к месту, но сейчас… В общем, американцам надо было срочно принимать решение – снимать с него экипаж и топить самим, пока не подоспели советские корабли, или тонуть всем вместе.

Как оказалось, выпал третий вариант. То ли на авианосцах были уверены, что оторвались (имей атакующие корабли немецкие радары, которыми пользовался Лютьенс во время битвы за Англию, так бы не было), то ли просто затянули с принятием решения, не желая брать на себя ответственность. Как бы то ни было, им пришлось наблюдать неприятное зрелище, когда вначале из-за горизонта появляется столб полупрозрачного черного дыма – не все пожары на советских кораблях к тому моменту были ликвидированы. Затем, ясно видимые на фоне неба в хороший бинокль, появляются тонкие мачты, почти сразу же исчезнувшие, оттененные массивными пирамидами надстроек. А затем, словно поднимаясь из моря, возникли и сами корабли, идущие строем фронта. Огромные, уродливые. Они пока не стреляли, зачем тратить снаряды в надежде добиться считанных попаданий, если можно догнать и решить вопрос одним залпом?

– Боже, какой он уродливый, – выдал кто-то из собравшихся на мостике «Интрепида». Командир авианосца не узнал говорившего по голосу, да и, честно говоря, ему было не до того. Хотя с говорившим он был совершенно согласен – пускай советские корабли выглядели, скорее, изящно-хищными, но в свете понимания, что могут сделать с их авианосцем орудия этих красавцев, выглядели они и впрямь жутко.

– Да, русские не умеют строить красиво, – поддержал эстета чей-то ломающийся басок. Здесь и сейчас собралась, в нарушение устава, куча народу, в основном пилоты, чьи самолеты в разной степени поврежденности частью опустили в трюмы, частью сбросили за борт, потому что летать на них после встречи с мессершмиттами решился бы разве что самоубийца. – Корявые корабли.

– Все правильно они делают, – зло буркнул еще кто-то. – Если ты встретишь в подворотне мальчика из хорошей семьи с престижным колледжем за плечами и маньяка с ножом и руками в крови, кому быстрее кошелек отдашь? А? Не слышу ответа!

Командир авианосца не стал дальше прислушиваться к зарождающейся перепалке, тем более, она совершенно ничем не могла ему помочь. Куда больше его занимало, что делать дальше. Вопрос отпал сам собой, когда на более крупном русском корабле блеснули две вспышки, и снаряды вспенили голубую воду Карибского моря. Довольно далеко от цели, но это было уже непринципиально, главное, еще совсем немного – и будет поздно. Вообще поздно.

«Интрепид», а следом за ним и «Монтерей», начали разгоняться. Все, «Беарн» был обречен, и единственная польза, которую он мог сейчас принести, это хоть немного задержать русских. Всплыла в памяти дискуссия о том, что корабль стоит переименовать, несчастливое, мол, название, но тогда решили не возиться. Выходит, и впрямь несчастливое, ни под одним флагом нормально повоевать не успел. И еще одна мысль о том, что думает об авианосце уже в прошедшем времени…

Русские пришли, очевидно, к подобным же выводам и открыли огонь. Били не по «Беарну», их целью стали уходящие корабли, но дистанция была слишком велика. Самый удачный снаряд упал в море метрах в двадцати от «Монтерея», обдав брызгами тех невезучих, что оказались в этот момент на палубе, и – все. Еще через несколько минут огонь ослабел, очевидно, погреба советских кораблей тоже были не бездонные.

Еще через несколько минут сигнальщики доложили, что легкий крейсер русских набирает ход – очевидно, для того, чтобы затормозить быстро уходящие авианосцы. Предсказуемо. С палубы «Беарна» взлетели два самолета – все, что осталось от его авиагруппы. Еще три смог поднять «Интрепид». Все, мизер, с которым в иной ситуации никто не стал бы даже пытаться атаковать два ударных корабля, но деваться было некуда.

Удача улыбается храбрым. А американских летчиков ни у кого не повернулся бы язык назвать трусами. Хотя бы потому, что трусы в морскую авиацию не идут. К тому же они, видимо, хорошо понимали, что если не смогут остановить быстроходный крейсер, то их уже ничего не спасет. До берега не дотянут, а садиться на «Интрепид» бесполезно – прежде, чем они вновь смогут взлететь, семидюймовые снаряды разозленных русских обрушатся на авианосец, после чего подоспеет «Кронштадт». И отправит их всех на дно. Так что атаковали американцы решительно и, несмотря на плотный огонь зениток, не только не потеряли ни одного самолета, но и сами положили две бомбы в узкий, будто клинок, корпус «Молотова».

Над носовой башней полыхнуло. Тонкий, похожий на огненную спицу, столб пламени ударил, кажется, в самые небеса, пронзая низкие тучи. Конечно, это был оптический обман, но смотрелось все равно внушительно и жутко.

Американская бомба ударила, как оказалось, точно в центр крыши первой башни, пробила тонкую броню и разорвалась уже внутри. Расчеты орудий погибли мгновенно, а огонь распространился вниз, к погребам. Шипящая струя испепелила всех, кто встретился ей на пути, но детонации не вызвала. Порох сам по себе не взрывается – он горит, выделяя огромное количество тепла и раскаленных газов. Находись это все в замкнутом объеме – и хана кораблю, но путь наверх оказался свободен. Газы устремились наверх, почти моментально накалив корпус «Молотова» докрасна и вызвав обширные деформации. Погреба второй башни успели затопить, и это спасло от второго взрыва. Кто-то, чье имя узнать было уже не суждено, успел открыть кингстоны и в носовой части крейсера, вызвав обширные затопления, но помешав тем самым огню распространиться. Часть снарядов, конечно, взорвалась, но не все и не сразу, поэтому, несмотря на чудовищные повреждения, корабль не затонул и не рассыпался, хотя и осел на нос почти по самую палубу. Всюду валялись неразорвавшиеся снаряды, выброшенные силой взрыва наверх, но матросы, занятые спасением корабля, не обращали на них внимания. Позже снаряды просто спихнули за борт. Примерно через час крен удалось частично выправить путем контрзатоплений, но для боя корабль, разумеется, уже не годился. На фоне этого взрыв второй бомбы, повредившей надстройки, выглядел уже не стоящей упоминания мелочью.