погибла в автомобильной аварии, как же он никак не отреагировал на снимки из салона автомобиля?

— В этом-то и суть! Если бы он отреагировал на фото с автомобилями, весь разговор можно было спустить в мусорное ведро. Это бы означало, что или история с мертвыми девушками — его придумки, или в нем все еще жив «вдовец». Но вдовец в нем был мертв с первых же кадров. На автомобили он не реагировал, а некоторые другие снимки вызвали реакцию. Так что все прошло именно так, как надо.

— Понятно, — сказал Антонов, хотя ничего из методик Тимофея ему, конечно, понятно не было. Оставалось только довериться — ровно так, как некоторые из людей доверяют судьбе или Богу.

— Кроме того, Петр Андреевич не имеет никакого отношения непосредственно к убийствам. В нем нет агрессии к женщинам. Я бы сказал, что женское тело или женское естество в своем чистом виде для него не имеет значения. Видимо, он был хорошим семьянином, потому что иначе вдовец в нем никуда бы не пропал. Он делал для семьи все, что мог, и его внутренняя природа полностью «отпустила» их, хотя из какого-то чувства долга он продолжает взывать к жене, посвящая ей то один стих, то другой. Но вот перед девушками он определенно виноват. Прекрасно знает, что такое клуб, но не бармен, не уборщик и не диджей. Тогда кто? Охранник!

— Допустим, — сказал Антонов.

— Охранниками просто так не становятся. Клуб — это маленькая семья. Если бы он не знал убийц, то и чувства вины у него не было бы. Он же не переживает из-за тех, кто попал в больницу или умер от передозировок? Еще раз повторю — снимки трех девушек заставили его поменяться. Он не ожидал их увидеть. Мне даже показалось, что он боялся момента, когда я покажу ему снимки жертв. И когда он их увидел, все остальное пошло точно так, как я и планировал.

— Я правильно понимаю, — произнесла Варвара, — мы должны искать человека, который работал в клубе?

— Я бы посмотрел иначе. Если ты работаешь в клубе, у тебя, как правило, ни сил, ни возможностей на что-то более осмысленное не остается, а подход к убийствам был предельно продуман, и сами они были совершены убийцей в состоянии полного сосредоточения. Такое сосредоточение не появляется «в моменте» — оно должно накапливаться в человеке какое-то время. С рутиной на уровне обычного работника это было бы невозможно. Я думаю, наша цель — владелец или совладелец. Либо организатор вечеринок — иными словами, «арендатор» клуба. Думаю, Петр Андреевич не ошибается — он знал убийцу. Может быть, даже был его близким соратником. И он знал о психических наклонностях своего работодателя, скажем, у них были откровенные разговоры, из которых он понял, что с такими взглядами и в таком состоянии человек рано или поздно начнет убивать. Но ничего не делал с этим, потому что как-то зависел от этого человека. Может быть, боялся потерять работу. Может, что-то еще. Это сильное переживание. Сильнее всех прочих. Даже смерть супруги и дочери так сильно его не беспокоит.

Все трое на какое-то время замолчали. Варвара что-то записывала в блокнот, а Антонов просто смотрел в стену. Его, как без пяти минут разведенного человека, взволновала мысль о том, что потеря жены может быть чем-то не самым важным.

Тимофей выглядел спокойным и удовлетворенным. Словно он уже раскрыл преступление и дело за малым — съездить по адресу и арестовать конкретного человека.

— То есть, — нарушила тишину Варвара, — мы начинаем с нуля: заново оцениваем все клубы и ищем тех, кто плотно вовлечен в эту работу уже десять лет?

Тимофей кивнул:

— Только не десять, а пятнадцать. Если не больше.

Первые годы убийцы

Мать говорила: держи себя в чистоте. И показывала, какие именно места нужно держать в чистоте в первую очередь. Вот тут и вот тут. И в первую очередь тут.

Она говорила: все только и делают, что пачкаются. Так и говорила — «пачкаются». А потом показывала грязную туалетную бумагу, чтобы сравнить ее с людьми, которые не следят за собой. «Ими дьявол задницу вытирает», — говорила она, а потом смеялась своей шутке. И он смеялся, хотя как-то грустно было от мысли, что кто-то кем-то подтирается.

Он должен быть чистым, и поэтому мать мыла его. Так долго, как могла. В какой-то момент он не выдержал и сказал, что хотел бы мыться сам, но она сказала: ты пока не можешь. Ты, сказала она, недостаточно взрослый.

Чтобы быть взрослым, говорила мать, недостаточно отпраздновать 12-й день рождения. Нужны испытания. Только они делают мальчика мужчиной. Вот твой отец, говорила она, так и не стал мужчиной.

(Возможно, поэтому его и не было рядом с ними, потому что мать отличалась требовательным характером. Настолько, что иногда с ней было тяжело. Например, он должен был постоянно следить за чистотой своего тела, и поэтому вся ванна была завалена мылом, которое покупалось про запас.)

Еще он должен был следить за чистотой своих мыслей, потому что только так в человеке могут раскрыться сверхъестественные способности. «А ты мой сын, — говорила она, — и рожден для великого. Иначе не был бы моим сыном, или им был бы не ты».

Все было достаточно четко, но при этом неопределенно. Ничего не говорилось про его сверхзадачи, поскольку именно для них он был создан, иначе к чему такое тщание.

«Что я должен делать?» — спрашивал он мать. А та отвечала, что в какой-то момент он сам поймет, а пока все, что от него требуется, — это содержать себя в чистоте. Это же нетрудно?

При этом вся одежда в их доме всегда была грязной, все было грязным, и он был самым неопрятным в мире учеником. Несоответствие идей? Отчего же, как раз полное во всем соответствие. Все внешнее — наносное. («Учись не воспринимать мир глазами, чувствуй его душой, и тогда откроется в тебе внутренний взор, который научит тебя разделять вещи на правильные и неправильные, и тогда откроется тебе понимание, что на самом деле ты должен делать. А пока пойди вымойся»).

А в остальном все было, наверное,