Например, дело погибшего художника Давида, что было раскрыто недавно. О нем еще долго говорили в отделении. Тимофея превозносили за его необъяснимые таланты ощущать, где правда, а где ложь, а о бригаде Варвары перешептывались: если компьютерные алгоритмы уже сейчас умеют выуживать улики из ничего, то что будет через пять лет? Может, и полиция станет не нужна?

— У меня новостей нет, — произнесла Варвара. — Вернее, всего понемногу, и все ни о чем. Тимофей, ты говорил, что не считаешь Бориса Булгакова нашим убийцей?

— Скорее, не считаю. — Тимофей потянулся в кресле, чтобы размять затекшие мышцы. — Вернее, да, считаю, что он никого не убивал. Тональность не та. Внутренний мир слишком слаб.

— Вот и его отец уверен в том же. У них вообще так себе семейка: ощущение, что Булгакову-старшему давно наплевать на сына, и он даже не расстроится, окажись тот в тюрьме. В общем, он считает, что от Бориса можно ждать чего угодно, только не убийств. Говорит, что сын его безмозглый трус и только деньги удерживают его на плаву.

— Найти Бориса не удалось? — спросил Антонов.

— Я считаю, нам нужно оставить его в покое, — произнесла Варвара.

— Единственного подозреваемого?

— Он не единственный подозреваемый, а притянутый за уши подозреваемый. Скорее всего, он скрывается, потому что натворил какой-то ерунды и боится, что мы его за это задержим, а отец перестанет давать ему деньги. Мы, конечно, продолжим числить его в розыске, но сил в рамках этого дела на него тратить не нужно.

— Господи, — Антонов не знал, что ответить, — если бы люди знали, как рассуждают в полиции, то все бы наши отделения снесли в один вечер.

— Варвара права, — ответил Тимофей. — Ты же попросил меня «послушать» Бориса? Я «послушал». Борис — самодовольный человек, возомнивший себя черт знает кем. Но он именно возомнил, и именно как актер. Такие не убивают из года в год разных женщин. Если начнем тратить на него время, упустим более важное. Пусть себе прячется, хуже от этого не станет.

— О’кей, — согласился Антонов. — Бориса вычеркиваем. Что еще?

Варвара листала свои записи.

— Мои специалисты не смогли найти никаких новых связей между убийствами сейчас и жертвами прошлого десятилетия. Информации слишком мало, чтобы искусственный интеллект мог что-то сформулировать. Тут даже гипотезы сложно выдвинуть.

— Тимофей?

— Я бы сказал, что попахивает «висяком». Но я хочу попытаться разговорить одного человека — он живет в хосписе и ничего не помнит.

— Звучит превосходно, — усмехнулся Антонов.

— Я думаю, на сегодняшний день он — единственный наш шанс. Только не просите от меня фактов и доказательств, их нет. Мужчина попал несколько лет назад в аварию, в которой чудом остался жив, но его жена и дочь погибли. Он не помнит ни самой аварии, ни того, что было прежде. Грубо говоря, пятилетний ребенок с интеллектом взрослого мужчины. Есть интересные моменты. Он увлекается криминальной хроникой. Почему именно ей — интересный вопрос и, возможно, ключевой, потому что хобби он мог выбрать себе и получше, например, собирать пазлы или разучивать шахматные партии. Но его подсознание выбрало чтение новостей про преступления. И именно новость про убийства наших девушек что-то пробудила в нем. Он уверен, что знал убийцу. Но, как я сказал, кроме этого, он пока ничего сказать не может.

— Ему можно вернуть память? — Антонов то ли воспринял все скептически, то ли не воспринял вообще никак, поскольку давно перестал пытаться понять Тимофея и его методику.

— Врачи пытаются, но это тяжелый процесс. Если за пять лет ничего не поменялось, то не поменяется и за десять.

— И что ты от него пробуешь добиться? — спросил Антонов.

— Сам не знаю. Есть пара идей, но они могут не сработать. Его подсознание живо и внутренний мир достаточно прозрачен. Сегодня я встречусь с ним еще раз. Думаю, мы сможем получить что-то новое. Но, коллеги, вы сами понимаете, что обещать я ничего не могу.

— Тебе нужна помощь? — спросила Варвара.

— Нет, я думаю, пока лучше мне быть одному.

Воцарилось непродолжительное молчание. Тимофей вернулся обратно в свои мысли, Варвара — в свои, а Антонов их со вчерашнего вечера и не покидал.

— Хорошо, — закончил встречу Антонов. — Делайте, что должно. И да пребудет с нами Бог.

Вместо шутки у него получилась горькая усмешка, на которую ни Варвара, ни Тимофей никак не отреагировали.

Мечты Тимофея

Тимофей Лотоцкий — не только полицейский. В первую очередь, он человек, которому одни вещи близки, а другие нет. Например, его всегда поражало, какое значение люди придают покупке автомобиля. Ему-то, конечно, легко говорить об этом — ему полагается служебный Ford Focus — замечательная черная машина, с которой он за несколько лет по-настоящему сроднился. Он даже придумал ей имя — Жук. Почему? Невозможно ответить. Жук и все. Наверное, в глубине души он именно это и видел в автомобилях: загадочных незлобных существ, которые перемещаются себе по пространству и тихо переживают свою беззлобную жизнь.

Но Тимофей был уверен: если предположить, что у него нет автомобиля, он все равно бы не стал покупать свой. Во-первых, зарплаты полицейского на это не хватит, а в кредиты он влезать не хотел. А во-вторых, живя в таком городе, как Москва, можно вполне обходиться без машины. По крайней мере, ему вполне удавалось абстрагироваться, когда надо, и от толпы в метро, и от толкучки в автобусе, и от суеты на тротуаре.

Поэтому такую безумную тягу к автомобилям вообще, и к дорогим тем более, он не понимал. Ну нет у тебя настроения на общественный транспорт, а есть деньги — возьми такси. Зачем проводить каждый день в пробках, платить за топливо, за парковки и переживать за каждую царапину? Тем более что чем дороже машина, тем больше ты за нее переживаешь.

Хотя Тимофей иногда все-таки пробовал прикинуть: будь у него миллионов десять, какую бы машину он выбрал?

Спорткар типа Lamborghini или Ferrari? Точно нет. Это игрушка, и она должна быть третьей или четвертой машиной в семье. К тому же, где