– Баклажаны во фритюре тоже недурно шли, – добавила она.

– Ну, значит, закупаем их побольше, – ответила я, делая соответствующие записи. Мне необходимо было справиться со своим настроением. – Только не требуй от меня лягушачьих лапок.

– Но ты все же разреши мне попробовать их приготовить по бабушкиному рецепту.

– Ладно, хорошо. Но не на этой неделе.

Мы как следует прошлись по салатам, представленным в нашем меню, поскольку в феврале они стоили дорого, а праздник Марди Гра предполагал, что всю неделю цены будут весьма щадящими.

И так сосредоточились на деле, что я едва заметила, как Клэр пересекла кухню, направляясь к задней двери с сигаретой, но все же обратила на нее внимание, потому что это было тревожным признаком по двум причинам: во-первых, я была уверена, что Клэр бросила курить, а во-вторых, она двигалась как зомби.

– У нее настроение постоянно меняется, – заметила Делл.

– Она подросток. Они все такие. А ты и до сих пор не лучше.

С тех пор как открылся ресторан, у меня оставалось гораздо меньше времени для Клэр, и, наверное, именно поэтому я не замечала, как она постепенно становится вялой, словно ее окутало некое темное облако. Я схватила с вешалки вязаный жакет, набросила на плечи и вышла следом за Клэр. Я нашла ее выдувающей сигаретный дым сквозь изгородь.

– Брр… Хорошо бы, чтобы ко времени карнавального парада немножко потеплело, а то я и смотреть не пойду, – заговорила я нейтральным тоном.

– Ой, да ладно. Я вымою руки после сигареты, – сказала Клэр, не глядя на меня.

– Знаю, что вымоешь. Но что происходит? У тебя расстроенный вид.

Пожалуй, мой тон напоминал тон занудного школьного наставника.

Клэр повернулась лицом ко мне. Даже забавно иной раз видеть, как кто-то смотрит на человека, на самом деле его не видя. Но лишь теперь я заметила, как вытянулось лицо Клэр, какие тени залегли под ее глазами. Она явно плохо спала. И выглядела старше, и вообще казалась измученной. Она бы могла сейчас сойти за озабоченную мать семейства лет тридцати от роду. Может быть, она беременна?

– Кэсси, можно я сегодня уйду немного пораньше? Морин сама закроет кафе, – сказала Клэр слегка дрогнувшим голосом.

Я увидела рыжеватые и желтые пятна на ее пальцах, явные признаки заядлого курильщика. И в глазах Клэр была не только печаль, в ее взгляде было что-то еще. Что-то, похожее на ужас.

– Что происходит, Клэр? Выкладывай!

– Забудь, – ответила она, отшвыривая сигарету и бросаясь к зданию.

Я поймала ее за руку – тонкую и неожиданно холодную. Я не могла оставить все вот так.

– Стой! Погоди, ладно? Мне нужно знать, что происходит. В школе что-то? Это Оливия? Ну, что?

– Да просто ребята в школе… Не важно.

– И что они теперь затеяли?

Клэр оглянулась по сторонам, на пустой переулок за кафе, как будто почти ожидала, что ее мучители прячутся где-то поблизости.

– Да они мою жизнь превратили в настоящий ад! – выпалила Клэр, разражаясь слезами.

Она была непокладистым, растрепанным, татуированным, самолюбивым подростком, под внешностью которого скрывалась глубоко уязвленная маленькая девочка. Я обняла Клэр и дала ей выплакаться. Я знала, каково это: когда тебя унижают, когда ты чувствуешь себя беспомощной. Как и Клэр, мне в ее возрасте постоянно доставалось: дома меня преследовала сестра Лайла, а в школе имелась компания подлых девчонок, у которых, пожалуй, не было в жизни другого занятия, кроме как искать мои самые чувствительные точки и с азартом колотить по ним.

– Эй-эй! – тихонько сказала я, когда рыдания Клэр немного утихли. – Это все из-за истории с Беном?

– Да, – пробормотала Клэр, явно изумленная тем, что я помню имя парня, с которым она проводила время. – Я думала, все кончено. Но они, черт побери, постоянно меня изводят!

– Кто именно?

– Да все они. Девчонки. Оливия… и остальные. Ее подружки, которые раньше были моими подругами. Бен показал им одну фотографию. Ну, она предназначалась только для него! Боже! То я была пустым местом, а то вдруг стала объектом внимания. Теперь я для них грязная шлюха.

Я поморщилась, когда Клэр рассказала, что девушки запустили эту фотографию в Интернет. Я предположила, что на ней Клэр была… не совсем одета. И вследствие этого к ней приклеили ярлык грязной шлюхи и потребовали, чтобы она возвращалась домой, в Слайделл. А мне-то казалось, что в творческом учебном заведении взгляды должны быть более прогрессивными, а дети – более открытыми, но, похоже, жестокость юности не знает границ.

– Ты рассказала дяде?

– Ну да, чтобы он пошел к их родителям и начал там ругаться и все стало бы еще хуже? Если он узнает, как плохи дела, то позвонит папе и папа заберет меня домой, а я не хочу туда возвращаться! Мне здесь нравится. Мне нравится жить у дяди Уилла и работать с тобой и остальными. Я хочу остаться здесь! Делл учит меня готовить. – Клэр дрожала всем телом, как маленькая птичка.

– Что я могу сделать? Как тебе помочь?

Клэр снова зарыдала, ее голова склонилась вперед под тяжестью обуревавших ее страхов. Из задней двери кафе выглянула Делл и, не обращая внимания на откровенную грусть увиденной картины, крикнула:

– Мясо привезли! Им нужен чек, – и окинула Клэр озабоченным взглядом.

– Ладно. Сейчас приду. – Я снова повернулась к Клэр и положила ей руки на плечи, чтобы заставить слушать меня повнимательнее. – Клэр, иди сейчас домой. Мы что-нибудь придумаем. Но ты должна все рассказать дяде Уиллу.

– Я не могу.

– Тогда позволь мне самой поговорить с ним завтра, как только он придет. Мы придумаем какой-нибудь способ заставить этих девушек понять, что они не могут такого делать. Мы должны придумать.

Клэр кивнула, вытирая лицо фартуком. Мне хотелось взять эту девочку и буквально спрятать в карман. Мне хотелось защитить ее от грубости и жестокости мира. Но я лишь поцеловала ее в висок и вернулась в кафе, предоставив ей курить в одиночестве и собираться с мыслями. Я никогда не хотела иметь собственных детей, и все же материнский инстинкт, похоже, с легкостью пробудился во мне.

Позднее, тем вечером, в середине смены, нагрузив очередную тележку тарелками для суетливых официантов и помешивая соус, пока Делл укладывала на блюдо потрясающие лангусты, я вдруг пришла к новой для себя мысли. Я ведь тоже привыкла позволять людям обижать себя, и позволяла это долгие годы. Я и не думала никогда, что могу возразить или повысить голос. Я всегда полагала, что обиды нужно просто терпеть, и я терпела их сначала в своей опустившейся семье, потом от вечно пьяного мужа. Но в конце концов я стала думать по-другому, и Клэр тоже может это сделать. Я нашла цель в своей жизни, цель и смысл, и я могла бы помочь ей тоже найти все это. Клэр должна увидеть, что жизнь куда шире и ярче дерьма, в котором она барахтается в своей высшей школе. И если я не смогу прекратить те издевательства, которым подвергается Клэр, то, по крайней мере, смогу помочь ей понять, что со временем все может измениться к лучшему. Она должна верить, что впереди ее ждет лучший мир.